Читать онлайн книгу "Память. Часть 2"

Память. Часть 2
Людмила Евгеньевна Кулагина


Личная драма людей, попавших под пресс истории. Любовь, разлука, ожидание. Возможно ли счастье, когда человек не может решать, как жить, когда его судьбой руководят обстоятельства? Двадцатые годы в России глазами нескольких, абсолютно разных юношей и девушек. Разных по национальности, социальному статусу, характеру. Насыщенная событиями, приключениями и переживаниями жизнь. Переплетение коллизий личной судьбы и истории страны.





Людмила Кулагина

Память. Часть 2



Модели на обложке: Денис Кулагин, Владислава Клодчик.

Дизайн обложки: Людмила Кулагина




1.Порфирий Порфирьевич


– Порфирий Порфирьевич?! – с порога заорал Семён Шлинчак. – Какого чёрта! Когда я это имя увидел, сразу понял, откуда ветер дует! Порфирий Порфирьевич ты теперь, значит!

– И я рад встрече. – заулыбался Порфирий Смирнов. – Как же рад я тебя видеть! – не выдержал, подскочил со своего солидного кресла бывший Пётр Петрович.

Они обнялись, похлопали друг друга по спинам. Семён расплылся в улыбке, но вскоре взял себя в руки и продолжил прежнюю гневную линию.

– Если у тебя не было о-о-о-очень веской причины, чтобы вызвать меня сюда, я тут же еду обратно. Я, между прочим, женат. И моя жена ждёт ребёнка. Мне некогда в твои игры играть.

– Игры, между прочим, государственной важности. – добродушно терпел порыв Шлинчака Пётр, то есть, Порфирий Порфирьевич.

– Опять враги государства? Помешались вы на этих врагах! – вспылил Шлинчак, хотя, впрочем, он и до этого не был спокойным.

Порфирий откровенно любовался экспрессией парня.

– Кто помешался? Я? – Осторожный Порфирий прервал свою фразу, не закончив мысль. – Молод и глуп ты ещё, Семён. Не понимаешь великих замыслов партии! – пафосно сказал Порфирий, делая какие-то знаки руками и расширив глаза. Но остановить Семёна было не так-то легко.

– Мы в Желобном коммуну создаём! А ты тут со своей паранойей! И партия ваша…

Порфирий не дал ему договорить, хлопнув папкой по столу.

– Да, дорогой, наша любимая партия, она одна решает, что, кому и где создавать. В данный момент ты будешь создавать комсомольскую ячейку Российского Коммунистического Союза Молодёжи в Казанском университете.

– Какой… ещё … университет! Ты меня не слышишь? Сашка рожать скоро будет. – в гробу я ваш уни…

Порфирий опять прервал его.

– В этом университете учились товарищи Ленин и Калинин, а ещё Аксаков и Толстой! – урезонивал его Порфирий.

– Да мне на них… И на университет тоже … У меня жена рожает! Ты вообще….

Порфирий потирал руки и хохотал после каждой грубой рулады Семёна. Любил он эту эмоциональность и откровенность, простой мужицкий разговор. Свежее дыхание жизни вошло, нет, скорее, ворвалось в кабинет, пропитавшийся пылью, затхлым запахом доносов и старых бумаг. Порфирий уже не останавливал Семёна, благо, слово партия, он больше не произносил. А остальное было не критично. Он хотел раззадорить его ещё больше.

– Будешь учиться в университете, постигать татарский, арабский и другие языки, ты же у нас полиглот!

– Что??? Татарский? Какой из меня татарин! Ты посмотри на меня! Хохлятская рожа! Никакой язык не поможет!

– А вот тут ты не прав. Около сорока процентов татар имеют внешность понтийского типа.

– Чего имеют? – тяжело дыша после своего эмоционального взрыва, сказал Шлинчак.

– Понтийский тип характеризуется тёмной или смешанной пигментацией волос и глаз, высоким переносьем, прямой спинкой носа и опушенным кончиком.

– Ну, вылитый я! – заржал Семён.

– Знаешь, в Украине с древних времен пересекались пути и смешивалась кровь самых разных племён от скифов до праславянских народов. Поэтому внешность у вас такая усреднённая. И черты индоевропейского типа, и тюркского, и финно-угорского.

Шлинчак опять попал под обаяние Порфирия, заслушался и притих. Но ненадолго. Вскоре последовал новый взрыв.

– Всё, хватит голову мне морочить! Я сегодня же уезжаю обратно!

Его тираду прервал стук. Дверь слегка приоткрылась.

– Можно, Порфирий Порфирьевич? Вы меня приглашали? – в кабинет вошёл стройный, подтянутый молодой человек с зачёсанными назад тёмными, густыми, слегка вьющимися волосами, аристократичной утончённой внешностью, подчёркнутой очками в тёмной оправе. Коричневый классический костюм с кремовой рубашкой из мягких, дорогих тканей довершал образ.

– Входи, Андрей Никитич. – улыбнулся Порфирий в предвкушении бурной реакции Семёна на этот визит.

Шлинчак замер, рассматривая импозантного посетителя. Тот же расплылся в улыбке. Семён картинно шарахнулся назад. Кто не знал его, мог бы подумать, что это наигранно, но присутствующие не усомнились в его искренности.

– Хельмут!!! – хотел заорать Шлинчак. Но Порфирий прервал реплику после первого слога, резко наступив ему на ногу.

– Вы, как я вижу, закашлялись, Семён. Не желаете воды? – предложил Порфирий, подавая стакан.

– Позвольте вам представить, это преподаватель кафедры иностранных языков Андрей Никитич Житомирский.

– Житомирский? – тихонько засмеялся Шлинчак, не желая, чтобы его снова прервали на полуслове.

– Он преподаёт немецкий язык.

– Кто бы мог подумать! – смеясь, Семён осторожно обнял Хельмута, стараясь не помять его костюм, но уже через секунду забыл о сохранности одежды и сграбастал его со всей силой.

Порфирий налил воды себе, чтобы не проявить нахлынувших чувств, отвернулся к окну.

– Андрей Никитич также заместитель парторга университета. – Порфирий остановил Шлинчака, собиравшегося что-то спросить. И мысли Семёна резко изменили направление.

– Кто?

– Заместитель партийного организатора.

– А партийный организатор, конечно, вы?

– Да, это моя официальная должность. – с нажимом на слово официальная сказал хозяин кабинета.

– Остальные вопросы вы озвучите позже, Семён, – многозначительно глядя на парня, продолжил Порфирий. – А сейчас я попрошу Андрея Никитича помочь вам заполнить анкету.

– Какую анкету? – разозлился Семён Шлинчак. – Я же вам сказал, я здесь не останусь! Никаких анкет я заполнять не собираюсь. Вы мне не можете приказывать, вы не имеете права управлять моей жизнью! Кто вы такой, чтобы мной командовать! – орал непрерываемый никем Семён.

– На дальнейшие ваши вопросы ответит Андрей Никитич. – спокойно и сухо ответил Порфирий, глядя в стену мимо Семёна.

– Шлинчаку нужно направление на учёбу от партийной организации. – прежде чем выйти из кабинета, сказал Андрей.

– Я думаю, что вы знаете, кто может такое направление написать, – скупо улыбаясь, не глядя на парней, ответил парторг. Андрей вышел из кабинета. Семён помялся, но наткнувшись на потусторонний взгляд Порфирия, направленный в никуда, поспешно ретировался.

– Приходи ко мне вечером по этому адресу. – Андрей протянул Шлинчаку бумажку и, не прощаясь, не оглядываясь, быстро пошёл по коридору.

«Опять эти бесконечные шпионские игры,» – зло подумал Семён. Но через секунду на его лице появилась улыбка предвкушения. Так улыбаются дети перед началом увлекательной игры.

Семён Шлинчак остался один в пустом коридоре университета. Студенты разошлись по аудиториям. Стоявший до этого момента гул смолк, стало тихо. Семён слегка оробел. Непривычно высокие потолки, огромные окна, ряд строгих, внушительных дверей заставляли чувствовать себя маленьким и ничтожным. Привыкшему к живому, изменчивому простору полей Семёну, тяжёлая тишина каменных стен, гулко раздающийся звук шагов, приглушенный дверьми шум голосов, напоминали загробное царство. Он зябко поёжился.

Но вот зацокали каблучки. По коридору пробежала опаздывающая на лекцию студентка, юная, стройная, запыхавшаяся, с раскрасневшимся от бега лицом, спутанными волосами. И мир преобразился для Семёна. Он заметил, что на улице солнце мелькает меж несущихся быстро облаков. Что это здание не пустое. Оно наполнено сотнями людей, и сейчас они сидят тихо и внимают то спокойным и приглушенным, то звонким и взволнованным голосам профессоров. Семён представил визуально весь этот пёстрый, сложный и бесконечно разнообразный поток информации, который сейчас, именно в этот момент, передаётся из уст нескольких педагогов в уши сотен, а может тысяч студентов. И он проникся благоговением к этому умному, убелённому сединами веков зданию, которое годами копило знания, а сейчас, как водой в пустыне, делилось ими со страждущими. Он на цыпочках шёл от одной двери к другой, подслушивал, и в какой-то момент ему стало даже жаль, что он не является частью этого священного таинства, происходящего в аудиториях, где профессора, как жрецы, вещали на разные голоса, пытаясь найти и донести истину.

Семён вспомнил, что несколько минут назад ему предлагали стать студентом, а он кричал и злился в ответ. Шлинчак пожалел об этом, но, подумав о Саше, вдруг снова разозлился на этих бессовестных людей, которые вынудили его приехать сюда, якобы для выполнения очень важного, секретного поручения.

Семён Шлинчак быстро шёл по коридору, придумывая, что он скажет Хельмуту, когда встретится с ним вечером. Коридор закончился, и Семён по инерции зашёл в открытые двери, перед которыми он оказался. Взгляд его невольно поднялся вверх к сводчатому потолку, украшенному лепниной. Сквозь свежую побелку проглядывали фрагменты росписи. Семён догадался, что это церковь. Лики святых всё ещё смотрели кое-где на посетителей сквозь тонкий слой краски, как через вуаль. Мощные колонны казались стройными и непринуждённо держали огромный свод, который притворялся невесомым. Сочетание утончённости, лёгкости и глобальности конструкций поразило парня. Он не понимал, как это всё держалось и не падало.

Его созерцательное настроение прервала группа студентов, вбежавших в церковь с мячом. Это, похоже, был теперь не храм, а спортивный зал. Семён, не будучи сильно религиозным, был, тем не менее, не просто удивлён, но обескуражен и поражён. В нём проснулась жалость к лицам святых, которые пытались разглядеть спортсменов сквозь свою вуаль из извёстки, не понимая, чем те заняты, почему так стремительно и хаотично передвигаются по залу, созданному для молитв. И стало обидно за художников, творения которых были безжалостно замазаны.

Семён вышел из этой церкви-спортзала, тихо притворил дверь, нашёл лестницу и почти бегом покинул здание, которое вызвало такое смятение в душе, чрезмерно быструю смену чувств и ощущений.

Вышел на улицу, прошёл мимо колонн, украшавших здание университета в одну сторону, затем в другую. Зачем-то пересчитал их. Двенадцать. Солидные, огромные и утончённые одновременно. Они придавали зданию помпезный праздничный вид. Семён дошёл до кованых ворот, ведущих во внутренний дворик. Остановился, рассматривая их. Заметил вензель КИУ. Догадался, что это означает Казанский Императорский Университет. «Хорошо, что вензель не замазали.» – подумал Шлинчак. Вошёл во двор. Красивый, ухоженный. Огромные старинные здания вокруг. Семёна поразила вогнутая форма астрономической обсерватории и странная надстройка сверху. Всё сделано красиво и добротно. На века! Оценил хозяйским глазом парень.

Шлинчак дошёл до конца университетского двора и перед ним внезапно открылся великолепный вид на Казань. Город казался серым под мелкой сеткой осеннего дождя, но колокольня церкви, возвышающаяся над городом, была освещена пробивающимися сквозь тучи лучами. Золотистый купол то вспыхивал под солнцем, то сливался с общим серым фоном города. Золотой глаз купола, казалось, мигал, расположившись на красной ноге башни. Черный рот проёма показывал язык – это поблёскивал колокол, попадая в поле зрения солнца. Вот купол и колокол погасли – огненный шар скрылся за большой тучей. Но вспыхнула под его лучами река – матушка Волга, вернее, лишь фрагмент её, изгиб, выхваченный светилом, похожий на запятую. Семён заворожённо наблюдал за игрой света. Но спектакль также внезапно закончился, как и начался. Небо полностью затянула пелена облаков и мелкий дождик начал старательно умывать город.

Семён бродил по улицам Казани под моросящим дождём. Он был не готов ещё переключиться на этот город. Длительное мелькание пейзажей, то городских, то сельских, за окнами вагонов, поля, сменявшиеся лесами, болота, дороги, горы, степи. Всё это заполнило его сознание до предела. Он уже не был способен радоваться новому. Вынужденное, навязанное ему путешествие, нежеланная разлука с женой, неизвестность будущего, давили даже на жизнерадостного Семёна.

Он долго добирался до Казани. Толком не попрощавшись с женой, по вызову партии, срочно выехал в Житомир, затем в Киев, Москву. И только в Москве ему рассказали о конечной точке его маршрута. А цели он не знал и сейчас. Надеялся, что Хельмут, то есть Андрей, расскажет ему сегодня. Но до вечера ещё далеко. И Семён идёт по улицам, не замечая разницы между Киевом, Москвой и Казанью. Двухэтажные и трёхэтажные дома, церкви, колокольни. Глядя на лепные украшения и замысловатые формы храмов, вспомнил Семён странное слово «барокко», часто произносимое Хельмутом в Москве.

Люди пробегали мимо, торопясь укрыться от дождя. Серые, грубые костюмы, выцветшие платья. «Может быть, он всё ещё в Киеве?» – порой думал Семён Шлинчак. Может весь этот путь от Житомира до Казани приснился ему? Но вот он поднял глаза, увидев необычные очертания. Здание с высокой колокольней. Нет, это не колокольня, догадался Семён. Это минарет. Перед ним был не христианский храм, а мечеть. Два этажа, зелёная крыша. Похоже на обычный купеческий дом. Но над крышей трёх-ярусный минарет. В Москве мечети ему не попадались, хотя, наверняка тоже были. И вот ещё одно отличие. Верблюд, запряжённый в повозку. А это что? Двухэтажный трамвай? Такого ему видеть ещё не приходилось. Настроение Семёна сменилось. Уныние, не свойственное ему, перешло в любопытство. И он начал изучать город, предчувствуя, что уехать отсюда быстро, как он хотел бы, не получится.




2.Андрей


Семён подошёл к сильно облезшему и полуразрушенному дому, который даже в теперешнем его состоянии был красив. Гармонию форм и пропорций анфилады окон, перемежающихся с колоннами, не смогли окончательно разрушить ни время, ни дожди. Шлинчак осторожно поднялся по крыльцу, не касаясь перил, которые теперь висели на красивой чугунной решётке. Открыл дверь. Она распахнулась с громким скрипом, а захлопнулась совершенно бесшумно, будто вспомнив свою молодость. И сразу же беспорядочный гул оглушил его. Голоса, шум передвигаемых предметов, шагов, льющейся воды, хохот, свист. Все эти звуки лились из-за бесконечных занавесок, шкафчиков, полочек, перегородивших когда-то великолепный холл и разделивших его на множество малюсеньких уголков и комнаток.

Люди сновали по узкому проходу между ними, занавеси развевались, приоткрывая скрытую за ними жизнь. Кто-то лежал на кровати, читая книгу, кто-то сидел за столом, кто-то ел. Люди занимались повседневными делами: разговаривали друг с другом, штопали одежду, готовили еду, ругались, спали, мыли, стирали, писали, чертили, шутили и смеялись.

Семён оторопело замер в центре всей этой круговерти. Проходящие мимо толкали его, протискиваясь, или вежливо отодвигали. Семён сделал шаг назад, чтобы уступить дорогу и толкнул что-то, находящееся за занавеской. Попадала посуда, кто-то начал кричать на него. На шум вышел Хельмут – Андрей. Он, улыбаясь, поманил Семёна и скрылся за шторой. Семён пошёл за ним следом и напоровшись на кровать, стоящую сразу за занавесью, упал на неё, не сумев остановиться.

– Чаю? – спросил Андрей.

– Ты здесь живёшь? – ответил вопросом на вопрос Семён.

– Да, это общежитие для семейных.

– Ты обзавёлся семьёй?

– Можно и так сказать. – загадочно, как всегда, ответил Андрей.

– Семён собрался начать задавать вопросы. Но Андрей остановил его.

– Поговорим позже.

– Позже? Ну уж нет, – взвился Семён. – Я пытаюсь хоть что-нибудь выяснить уже много дней подряд. И мне все говорят, что я узнаю всё позже. Моё терпение кончилось. Говори сейчас.

– Хорошо. Но не здесь. Может быть ты всё же выпьешь чаю сначала? – Хельмут достал завёрнутый в газету хлеб.

Это был сильный аргумент. Семён был очень голоден и набросился на еду, забыв о своих вопросах. После чая они вышли на улицу, и Семёну показалось, что он оглох. Настолько тихо было здесь, по сравнению с общежитием. Они шли по скудно освещённым улицам. Дождь продолжал моросить, умывая город перед сном.

– Как ты там живёшь? – спросил Семён. – Это муравейник какой-то! Что? Места в России не хватает, что люди сбиваются в такие кучи?

– Места много. Домов мало.

– А почему ты не живёшь в доме своей матери? – спросил удивлённый Семён.

– Я именно там и живу.

– Не понял…– поднял бровь Семён.

– Раньше весь этот особняк занимала одна семья. Семья моей матери, моих бабушки и дедушки. Но сейчас, я, как настоящий патриот, решил безвозмездно поделиться своей жилплощадью с нуждающимися товарищами.

– Рот Семёна открылся, но он не нашёл, что сказать.

– Каждый коммунист должен поступать именно так. – с улыбкой произнёс Андрей.

– И мне своей хатой придётся делиться? – испугался Семён.

– Если партия этого потребует, придётся и тебе делиться.

– Женой, надеюсь, делиться она не попросит? – разозлился Шлинчак.

– Может быть, попросит. – уже откровенно насмехался Андрей, но Семён не понимал шуток, когда злился. Дальше пошли рулады в адрес партии, которые невозможно записать. Андрей хохотал от души. Он уже познакомился с фольклором, которому матушка в детстве его не обучила.

– Да пошутил я! Успокойся! – попытался остановить парня Андрей.

– Я не собираюсь здесь жить. – выдохнул Семён.

– Ты будешь жить в коммуне, а не в общежитии. Ты же без жены здесь пока.

– Сашку я сюда ни за что не привезу! – вскрикнул Семён. – Зачем вообще Пётр Петрович сюда меня притащил? Здесь народу и так пруд пруди! Что? Без меня не могли обойтись?

– За что же ты нас так не любишь, Семён? Совсем не рад встрече? Даже пообщаться не хочешь?

– Ты пойми, Хель…

– Я тоже рад тебя видеть, Семён. – резко обнял его Андрей и сжал на столько сильно, что тот аж задохнулся.

– Отпусти, задушишь!

– Это я от избытка чувств. Очень рад видеть старого боевого товарища. – громко сказал Андрей, оглядываясь, на проходивших мимо людей. – Ещё раз назовёшь Хельмутом – убью! – прошептал он Семёну на ухо. И Семён понял, что он не шутил. Сквозь плащ Хельмута в бок Семёна уперлось дуло пистолета.

– Давайте, я уеду и никакой опасности для вас уже представлять не буду. – также на ухо прошептал Семён.

– Неужели ты правда не понимаешь? Уж не на столько же ты глуп. Порфирий тебя никогда не отпустит.

– Почему? – Семён, потрясённый, отпрянул.

– Ты слишком много знаешь. – одними губами беззвучно проговорил Андрей.

– Да лучше бы убил тогда, да дело с концом! – прямодушный Семён как в воду глядел.

– Были такие мысли. Это наиболее разумный выход из создавшейся ситуации.

– Так в чём же дело, стреляй! Вы же для этого меня вызвали? – Семён побледнел.

– У Порфирия на тебя другие планы. Я предполагаю, дело не только в планах, любит он тебя, привязан как-то. Не пойму только, почему. Ты его зря не зли. Он очень жёсткий мужик. Ты его ещё не знаешь. А я здесь уже всякого насмотрелся. Пока он собирается приглядывать за тобой, вернее мне поручил приглядывать. Но ты должен понимать. Если будет угроза для его жизни, тебя не пощадят.

– Сдашь, значит, друг. – глумливо осклабился при слове друг, Семён.

– Сдам, друг. – серьёзно ответил Андрей.

Зависла мрачная пауза. Мимо прошли люди в военной форме. Их чеканный шаг гулко раздавался, отпечатывая, словно часы, секунду за секундой. И Семён невольно осознал, как коротка жизнь. Как быстро она проносится. Ему трудно было принять такое обещание предательства, но честность он оценил по достоинству. Андрей ждал, не нарушая тишины, чтобы дать возможность Семёну осознать полученную информацию.

– Значит, вы вызвали меня сюда только для того, чтобы держать под контролем? – наконец, заговорил Семён, мрачно взглянул исподлобья на Андрея.

– Не только. У нас действительно есть для тебя задание. – вздохнув ответил Андрей. Ему тяжело было видеть жизнерадостного Семёна в таком состоянии.

– Опять шпионские игры?

– Нет. Наоборот. Нужно найти шпиона. – грустно улыбнулся Андрей.

– Какого шпиона? – быстро переключился Семён, как ребёнок на новую игрушку.

– У разведки появилась информация, что в Казанском Университете под прикрытием работает немецкий шпион. Тебе предстоит сблизиться со студентами и преподавателями и найти его. – саркастично улыбаясь медленно, почти по слогам проговорил Андрей.

– Более того, предполагается, что он создал целую агентурную сеть. Это твоя вторая задача, раскрыть всех тайных агентов немецкой разведки.

– Немецкий шпион? – свистящим шёпотом повторил Семён, боясь поверить своей догадке о личности этого человека.

– Да, – невинно улыбнулся его собеседник.

– Не о тебе ли идёт речь? – не желая ходить вокруг да около, напрямую спросил Семён.

– Скорей всего, да. Обо мне, – как ни в чём ни бывало улыбнулся Андрей.

– Значит, я должен раскрыть тебя? – Семён захохотал. – Ну ты и юморист! Отличная шутка!

– В том то и проблема, Семён, что это не шутка. Надеюсь, теперь ты понимаешь, почему нам был нужен именно ты? – Андрей внимательно всмотрелся в лицо Шлинчака. – Никто другой не сможет сыграть эту партию!

– Я не понял. Ты правда шпион, или нет? – искренне спросил Семён.

– Теперь пришла пора смеяться Андрею.

– Какой же ты наивный, Семён! – дал себе вволю повеселиться Андрей, обычно сдерживающий все свои эмоции.

– Ответь на вопрос! – задиристо выкрикнул Шлинчак.

– Неужели, ты допускаешь такую возможность? – вкрадчиво вопросом на вопрос ответил Андрей.

Что-то качнулось в голове Семёна под пристальным взглядом глубоких карих глаз Андрея. Семён вдруг забыл о чём они говорили, мысли стали светлыми, спокойными. Взгляд Шлинчака остановился на локоне Андрея, выбившемся из-за уха. Андрей держал Семёна за запястье, будто хотел проверить пульс. И Семён внезапно почувствовал себя так хорошо и спокойно от этого прикосновения. Шлинчаку захотелось погладить Хельмута по волосам, как делал он это, когда работал шифровальщиком в Украинской армии, а Хельмут мыл полы, притворяясь немым.

– Ты доверяешь мне? – нараспев произнёс Андрей, не сводя глаз с Семёна. Семён утвердительно кивнул головой, не в силах произнести что-то или оторвать взгляд от Хельмута.

Хельмут-Андрей коснулся пальцем лба Семёна и тот вернулся в обычное своё состояние. Морок спал. В голове у Шлинчака всё было ясно и понятно. Он должен работать на Хельмута и выполнять его поручения.

– У тебя есть ещё вопросы? – спросил Андрей вытирая лоб, то ли от дождя, то ли от пота.

– Нет, товарищ командир, – радостно ответил Семён. – Всё ясно! Когда прикажете приступить к обязанностям?

Андрей горько ухмыльнулся. И задумался. Слишком уж просто всё получилось. Семёном настолько легко управлять? Или есть другие причины? Это предстояло проверить. Вспомнились Хельмуту их былые дружеские отношения. То, что происходило сейчас дружбой назвать нельзя. Андрею стало грустно из-за этого, но он бодро улыбнулся.

Переночуешь у меня, а завтра устрою тебя в коммуну. Начнёшь новую студенческую жизнь!




3.Коммуна


В шесть утра Андрей отвёл Семёна в коммуну. Это был старый купеческий дом. Но перегородок и шторок в этом помещении не было. В большом светлом зале стояло около сорока кроватей, почти вплотную придвинутых друг к другу. Раздавался дружный храп, перемежающийся со скрипом кроватей. Кто-то постанывал. Лежащий у прохода парень разговаривал во сне. Семён прилёг на пустую кровать рядом с ним. Волна дремоты начала сладко накатывать на него, но в этот момент раздался грохот. Кто-то тарабанил поварёшкой по тазу. Народ начал просыпаться. Уже одетый парень бодрым голосом кричал:

– Встаём товарищи! Навстречу прекрасному утру во главе с коммунистической партией просыпаемся!

У Семёна спросонья от такой рулады в голове случился коллапс. «Чтобы проснуться с партией, нужно с ней спать» – этого он никак не мог представить и всякие странные эротические фантазии невольно полезли в голову. Он замешкался. И таз грохнул у него над головой, как гильотина.

– Ты чё! Обалдел! – возмутился Семён.

– Настоящий коммунист должен просыпаться с рассветом! Партия требует от нас новых свершений! Она не ждёт! Мы вместе пойдём в светлое будущее, товарищ! – парень свободной от таза рукой дружески обнял Семёна за плечи.

Семён, на волне своих фантазий воспринял это иначе и резко оттолкнул его. Парень упал на соседнюю кровать. Семён подумал, что спровоцировал драку этим толчком, напрягся, огляделся вокруг и решил, что ему будет трудно. Сдаваться не собирался. Встал в стойку, сжал кулаки. Но реакция была иная. Парня с тазом начали перекидывать от кровати к кровати. Раздался хохот и грохот от взлетающего и падающего таза. Молодые весёлые парни с радостью устроили клоунаду, разминая затёкшие ото сна мышцы. И тот, кто исполнял роль гантели в этом упражнении радовался от души. Хохотал во весь рот и шутливо вскрикивал якобы от страха при каждом взлёте и приземлении на новую кровать или в другие руки. Вдруг раздался визг. Девушки, готовые к утренней зарядке заглянули в комнату, и парни толкнули активиста с поварёшкой прямо на них. Девчонки засмеялись, бросились врассыпную, только одна осталась. Схватила парня за майку.

– В чём дело, Павел?! – неожиданно тонким голосом спросила крупная дама.

– Утренняя разминка, товарищ Усольская! – пытаясь вырваться из её рук сказал активист.

– Отставить! – по-военному гаркнула командирша. – На зарядку становись!

– Есть! Товарищ Усольская! – ответил Павел и упал на пол от того, что она неожиданно его отпустила. Все захохотали. Семён тоже улыбнулся. Был рад, что толпа не агрессивна. А подурачиться он и сам всегда готов.

Все побежали во двор. На крыльце стояла команда с вёдрами и поливала всех выбегающих водой. Кому-то доставались лишь брызги, а тех, кто замешкался, поливали щедро. Семёну досталось сполна. Он задохнулся от неожиданности. Вода была ледяная. А осеннее утро в Казани тоже не тёплое. Так что взбодрился мгновенно. Никаких фантазий!

Спортсмен в сильно вытянутой и совсем не чистой майке показывал упражнения. Худенький мальчик с дырявым барабаном отбивал такт, а Павел и ещё один умелец на ходу сочиняли стишки, один глупее другого. Толпа ржала, но упражнения повторяла. Крупная девица Усольская стояла на крыльце и бдительно следила за всеми. Иногда вставляя рефрен между строк стихов:

– Байгурзин, я всё вижу!

Дальше шёл стих:

– Дружно вместе, дружно в ряд

– Коммунистический отряд!

– Галиуллина, не стоять! – опять шёл припев Усольцевой.

– Мы шагаем дружно в ногу

– Коммунистам дай дорогу! – импровизировал Павел.

– Раз-два, раз-два. Не отставать, Абашев! Быстрее! – активна махала на каждый счёт рукой Усольцева, так, что её грандиозный бюст вздрагивал всей своей массой, как желе.

– Вместе мы идём в дорогу!

– Светлое будущее у порога! – продолжал напарник Павла.

– Семён засмотрелся на виртуозно выполняющую наклоны барышню, стоящую перед ним. Панталоны, протёртые почти до дыр, изысканно просвечивали на выпуклых местах.

– Новенький, нечего пялиться! Занимайся! – подошла к нему близко бдительная надзирательница Усольцева и взгляд Семёна переместился на уютную впадину между двумя глыбами желе. Усольцева хохотнула, заметив это, и довольная пошла дальше.

– А ты, Клава, что от зарядки отлыниваешь? – спросил кто-то.

– Я с вами, лодырями, за весь день так заряжусь, что под вечер ног не чувствую. За вами ведь глаз да глаз нужен!

– Она ноги не чувствует, только сиськи! – тихонько сказал один из парней. Стоящие рядом засмеялись.

– Когда вернулись в помещение после зарядки, Семён увидел, что его вышитую сорочку одевает какой-то парень.

– Это моя рубаха! – подбегая сказал Семён.

– Здесь нет ничего личного, товарищ! Здесь коммуна! Всё общее!

– Что? И штаны мои тоже надеть готов? – поразился Шлинчак.

– Давай, я не против, – парень всерьёз рассматривал штаны на Семёне.

Шлинчак воспользовался этим и выхватил рубаху у него из рук. Парень возмутился.

– Ты чего?! Я её уже взял! Это моё!

– Здесь ничего твоего нет! – ответил Семён, быстро надев рубаху и снимая с парня кепку. – Здесь всё общее! Это коммуна.

– Это моя кепка! – попытался выхватить головной убор из рук Шлинчака парень, но шустрый Семён быстро перескочил через кровать, и парень, потеряв равновесие рухнул на сидящего сбоку толстяка. Толстяк оттолкнул его, тот упал снова. Началась всеобщая свалка. Парень вырвался из кучи-малы, побежал за Семёном. Но догнать Шлинчака было ой как непросто. Парни улюлюкали и подбадривали соревнующихся в беге с препятствиями в виде кроватей. Гонку прервал грохот половника о таз. Все мгновенно переключились и побежали в столовую.

Там стояли длинные столы и лавки. Но мест на всех не хватало, и люди устраивались кто где: сидели на подоконниках, стояли у стен и даже примостились в углах. Семёну выдали тарелку каши и кусок хлеба. Голодный Шлинчак быстро съел несколько ложек и вдруг остановился. Следующую не смог проглотить, распробовав странный вкус. Выскочил на улицу, выплюнул всё. Вернулся.

– Что это? – спросил он у мальчика, сидящего на лестнице.

– Мешок пропавшей прошлогодней пшеницы нашли в подвале. Так что в ближайшее время будем есть только это. – ответил пацан.

Семён взял хлеб, кашу оставил на столе, собираясь выйти.

– Ты не хочешь? Я доем? – спросил его кто-то.

Семёна чуть не вырвало, он молча кивнул головой и выбежал на улицу. Запах в столовой был ужасный. На крыльце уже собрались несколько человек, которые поели первыми или также, как Семён, не смогли есть эту гадость.

– Я думаю, что в коммуне не должно быть разницы между мужчинами и женщинами. Мы должны одинаково учиться, трудиться. – сказал рыжий конопатый парнишка.

– Точно! – скабрезно осклабился узкоглазый круглолицый мужик, – И спать мы должны в одном помещении. Как говорит товарищ Клава, у партии нет мальчиков и девочек, только бойцы революции!

– Ты небось, рядом с Клавкой бы лёг, Бабичев? – захохотали парни.

– Нет, лучше на неё! – мечтательно парировал круглолицый татарин.

Улицкая выросла, как из-под земли.

– Я тебе лягу! Щас так лягу! – Клавка, возвышаясь почти на голову над Бабичевым, лупила его по чём попадя. Бабичев только радовался, тем больше, чем сильнее била.

– Вот баба! Вот где страсть-то! Вот силища какая! Такую кобылку оседлать – одно удовольствие!

– Я тебе оседлаю! – продолжала лупасить его Клавка. – Жеребец необъезженный!

– Так объезди! Я же только «за», Товарищ Усольцева! – подставляя спину под удары, просил Бабичев.

– Давай, Клава! Врежь ему! В ухо, в ухо ему дай! – улюлюкала толпа.

– Да нет! Просто дай ему, Клава! Что же мужик зря столько мучается.

Клава развернулась и попёрла с кулаками на толпу.

– Все на занятия! Быстро! Бездельники! Вот я рапорт на вас напишу! – пищала Клавка. Народ, хохоча, разбежался. Семён увидел стоящего у ворот Андрея. Подошёл к нему.

– Доброе утро, – сказал Андрей. – Адаптировался уже?

– Весело у вас здесь. Только жрать очень хочется.

– Ничего, привыкнешь, – ответил Андрей, сунув свёрток с едой в карман Семёну. – Встретимся в университете. Зайди ко мне в кабинет. Фамилию мою не забыл?

– Забудешь тебя, как же!

– Ладно, веселись дальше!

Молодёжь стайками уходила в сторону университета, неся под мышками книги. И в этих причёсанных, серьёзных мальчишках и девчонках уже нельзя было узнать только что гогочущих и орущих парней и девок. Стало тихо. Семён пошёл следом. Он шёл учиться в Университет! «Саша ни за что не поверит» – подумал он.




4.Семён


События в жизни Семёна происходили так быстро, что он не успевал ничего обдумать. И происходили они не по его воле. Будто бурная река захватила парня и влекла в неведомую пучину. Ему ничего не оставалось, как стараться удержаться на плаву. Раздумывать о происходящем, о том, что он делает, было некогда. Нужно было успеть вовремя вздохнуть, чтобы не утонуть.

Он не понимал, зачем он здесь, в незнакомом городе, среди незнакомых людей, занимается странными вещами, о которых никогда не думал и не мечтал. Больно становилось ему, когда слышал пафосные выражения, вроде этого: «Человек – творец своей судьбы». Пешка он, а не творец. Хоть кто-нибудь может сам вершить судьбу в этом мире? Или все люди лишь плывут по течению? Как он оказался в этом водовороте? Кто решает его судьбу?

Порфирий Порфирьевич тоже заложник ситуации. Хоть он и обладает большой властью, он зависим, может быть, ещё больше, чем Семён.

Интересно, кто и как вышел на след Хельмута? Да, если бы этого не случилось сидел бы он дома и нянчил ребёнка. Ох уж эти вездесущие шпионы. Что-то всё-таки разнюхали.

Шлинчак понимал, что все они, Пётр, Хельмут и он, Семён, в одной упряжке. Прошлое теперь создаёт их судьбу. Ведь если раскроют Хельмута, узнают, что он бывший немецкий шпион, Шлинчаку тоже не поздоровится. Кто поверит, что Семён не знал, что это шпион. Если бы ему, Семёну, кто-то рассказал такую историю, он бы точно не поверил. Попробуй скажи, что лучший шифровальщик немецкой разведки мыл полы и подавал завтрак безвестному украинскому парню! Лучше об этом не заикаться! А если ещё добавить, что ими руководил нынешний партийный руководитель Казанского Университета!? А если спросят, где это было? Что сказать? В неком селе, то ли украинском, то ли польском, то ли российском. Вообще в психушку отправят! Может он в самом деле болен, или вся эта история ему приснилась?

Семён испугался собственных мыслей и решил сосредоточиться на поставленной задаче. Она была, конечно, очень странной, даже смешной. Официально он должен был найти немецкого шпиона, то есть Хельмута, который на самом деле таковым не являлся в настоящее время, так по крайней мере думал Семён. А также Шлинчаку предстояло найти агентов Хельмута, то есть самого себя! Семён невольно засмеялся, представив это всё. В более нелепом положении ему ещё быть не приходилось.

Семён шёл в университет по умытым вчерашним дождём улицам Казани, сегодня ярко освещённым ласковым утренним солнцем, глядел на нарядные дома, озабоченные лица прохожих и чувствовал себя лишним винтиком в этом слаженном механизме. Ездили трамваи и телеги, народ шёл стайками и поодиночке по своим делам, из открытых окон доносились запахи еды и звуки музыки, открывались ставни магазинов и каких-то контор. Люди здоровались друг с другом, улыбались, общались, некоторые с раннего утра уже ругались. Всё выглядело, как хорошо отлаженная машина. Все действовали по определённому плану. И лишь он, Семён, не понимал, что он тут делает. Сама мысль, что он должен всех вокруг обманывать претила ему. Он понимал, зачем люди выращивают хлеб и строят заводы, а зачем нужна эта возня с воображаемыми шпионами, оставалось для него загадкой, более того, выглядела абсурдно.

«Все люди – братья!» – думал он. Игры, в которые играл Порфирий Порфирьевич, дела в которые он втягивал Семёна, представлялись чужеродными этому радостному миру, уютному городу, цветущей и плодоносящей земле, надуманными нездоровым, извращённым умом. Ведь всё же просто! Выращивай хлеб, строй дома, люби, расти детей и будешь счастлив! И все эти люди вокруг: татары, русские, украинцы, башкиры, евреи, немцы, поляки и бог знает кто ещё, хотят одного! Любить и быть любимыми! И в любви нет ни государственных границ, ни национальных различий и уж тем более неважно, состоит человек в партии или нет. Так зачем вся эта бессмысленная суета, мышиная возня.

Мозг Семёна не выдерживал такого шквала мыслей. Он чувствовал себя потерянным, загнанным в угол, одиноким. И тут вспомнил Сашу, любимую, милую Сашу, и имя это стало той ниточкой, той путеводной звездой, которая осветила всё и расставила по местам. Появилась, вернее проявилась, сквозь всё для него не важное основная цель – быть с любимой рядом!

Все сомнения сразу ушли на второй план, картина мира представилась ясно и чётко. Есть Он и Саша, и есть обстоятельства, которые мешают им быть вместе. Уныние и нерешительность, грусть и даже чувство одиночества сразу исчезли. В мыслях он был рядом с ней. Теперь оставалось воссоединиться в физическом мире. Это его главная цель. И он ради её достижения пройдёт через всё.

Семён верил, что хитроумный Пётр, то есть Порфирий Порфирьевич придумает какую-нибудь потрясающую стратегию для решения своих непростых задач. А Хельмут разработает тактику. А он, Семён, готов исполнить любую роль, для него написанную, лишь бы вернуться к Александре. Хотя этого ему никто пока не обещал. И здесь ему самому придётся придумывать и тактику, и стратегию, чтобы сценарий закончился возвращением героя на родину.

Он верил, что они с Сашей обязательно будут вместе. Семён готов был смириться со всем, но не мог даже на секунду представить, что они расстались навсегда. Эта мысль была для него невыносима. И он надеялся, что сумеет развернуть обстоятельства так, чтобы быть с женой.

Такие размышления занимали его, когда он шёл в университет. Он совсем не думал, что ему придётся по-настоящему учиться, а не делать вид, учиться, чтобы не выпасть из роли. И именно эта задача станет основной в ближайшее время и будет занимать все его мысли и на это будут тратиться все его силы.




5.Университет


Университет гудел, как улей. Семён с трудом нашёл кабинет Хельмута, который почему–то оказался в библиотеке. Это был даже не отдельный кабинет, а отгороженный книжными шкафами угол читального зала.

Андрей вернул Семёну направление партийной ячейки на учёбу в университете, которое сам Семён вчера подделывал, копируя чужой почерк. Он, оказывается, не во всех нужных местах поставил подписи.

– Молодец, отлично справился, – похвалил парня Андрей. – У тебя фантастические способности. Теперь садись и пиши заявление от своего имени. Не разучился, надеюсь, своим почерком писать?

Семён, ошарашенный впечатлением, произведённым на него огромной толпой студентов, сел и молча начал писать, поглядывая в образец. Закончив, отдал листок Андрею.

– Теперь тебе нужно списать расписание, оно весит на первом этаже в холле. Учебники тебе библиотекарь подготовит, я распорядился, зайдёшь за ними в обед. И начинай учиться.

– А что я должен делать? – шёпотом спросил Семён.

– Учиться! – повторил Андрей.

– Нет, я имею в виду задание.

– Это и есть на данный момент твоё задание.

– Что значит учиться? Я не понял.

– Ходи на лекции, конспектируй их, перечитывай дома и выполняй всё, что скажут педагоги.

Семён встал и пошёл к двери.

– Стой! – остановил его Андрей. – Ты не спросил самого главного: в какой ты группе и на каком факультете.

– И на каком?

– Факультет иностранных языков. Группа немецкого.

– Почему-то я не удивлён.

– Но ты будешь изучать ещё второй язык – французский, а также татарский.

– Татарский-то мне зачем?

– Тебе нужно знать этот язык для выполнения заданий Порфирия Порфирьевича. Здесь многие говорят на татарском, ты должен их понимать. Говорить тебе не обязательно. Делай акцент на понимании. – объяснил Андрей, подойдя к Семёну вплотную и склонившись к его уху. – Я тоже учу татарский, так что будем осваивать его вместе, – добавил он уже громко.

Семён вышел в коридор, спустился к расписанию. С непривычки, долго искал свою группу, никак не мог разобраться в аббревиатурах. Затем пытался запомнить расписание на сегодня. Записать было некуда. Он не догадался взять бумагу у Андрея. В этот момент прозвенел звонок, и все студенты побежали к своим аудиториям. Семёну казалось, что все вокруг двигаются очень быстро, и только он один передвигается, и даже соображает, медленно, как черепаха. Он никак не мог найти аудиторию, не мог быстро разобраться в системе нумерации кабинетов. А все вокруг неслись сломя голову. Был уже конец сентября и за месяц учёбы даже первокурсники изучили университет вдоль и поперёк.

Наконец, Семён нашёл нужную аудиторию, открыл тяжёлую дверь. Лекция уже началась. Помещение показалась Семёну огромным. Высоченный потолок, великолепная хрустальная люстра, которая дарила водопады света, спускаясь с потолка в центре. Небо только начинающегося дня за высокими, полукруглыми в верхней части окнами казалось иссиня-чёрным фоном для хрусталя, подчёркивающим его богатство и великолепие.

Пока Семён рассматривал помещение, все находившиеся в нём рассматривали его. А студентов было довольно много. Они сидели за партами, расположенными на ступенях, уходивших к потолку. Рассмотрев люстру, Семён заметил людей. Огромное количество глаз, устремлённых на него, не смутило Шлинчака. Он широко заулыбался и многие улыбнулись ему в ответ. Одной улыбки оказалось достаточно, чтобы стать своим. Хотя, дело, конечно, не только в улыбке. Семён любил людей, доверял им, интересовался ими изначально. Это был такой бонус всем со стороны Семёна. И люди чувствовали это и отвечали тем же, доверием и любовью.

Хельмут, то есть Андрей Никитич, а именно он стоял за кафедрой, и именно его лекцию прервал Семён, войдя после звонка, так вот, Андрей с интересом снова наблюдал эту магию, как Семён мягко вписывается в любое пространство и в любое общество. Ещё не сказав ни слова, он уже стал всем другом. И не только начал вести себя, как свой, полноправный, старый член этого сообщества, но чувствовал себя именно так. Семёну было хорошо. Он стоял и улыбался. Все сидели и тоже улыбались. Улыбки аудитории были разными. Кто-то улыбался, невольно отвечая на улыбку Семёна, такая она была открытая, яркая. Кто-то, это конечно были девушки, любовался ладным, сильным, красивым парнем. Кто-то улыбался насмешливо, увидев в Семёне незамысловатого деревенщину. А кто-то удивлялся, как и Андрей, умению Семёна вливаться в общество и его смелости. Не каждый сможет выдержать взгляд десятка незнакомых людей, не только не смутившись, но испытывая удовольствие, как актёр на сцене, и предвкушая дальнейшие, более близкие знакомства, испытывая любопытство и нетерпение.

– Здравствуйте. – сказал Семён нараспев и откинул шикарный чуб со лба своим коронным движением, мотнув слегка головой. Повёл плечами, поигрывая мышцами, фактурно прорисовывающимися под тонкой сорочкой.

– Проходите, товарищ. – официально сказал Андрей.

Семён прошествовал мимо занятых уже парт на задний ряд своей танцующей походкой. Не все девушки сразу смогли переключиться на немецкий после этого явления Семёна народу. Он был неотразим со своей белозубой улыбкой на загорелом лице.

Шлинчак, довольный произведённым впечатлением, забыв уже обо всех своих проблемах, сел на заднюю парту рядом с широкоплечим брюнетом.

– У тебя что, ни одной тетради нет? – спросил парень. – Как ты будешь заниматься? Надеешься сразу всё запомнить?

– Просто не успел купить.

– А какой смысл приходить на лекции без тетради, мог бы и вообще не приходить. – не грубо, но уверенно проговорил сосед.

«К сожалению, не мог», подумал про себя Семён, а вслух спросил:

– Ты мог бы поделиться листком бумаги?

– Могу тетрадку дать, у меня есть запасная, – предложил парень, – только с возвратом!

– Договорились. – ответил Шлинчак, придвигая к себе тетрадь. – Семён – продолжил он, протянув руку.

– Позже познакомимся, – ответил серьёзный сосед и принялся старательно переписывать слова, которые Андрей Никитич уже написал на доске.

Писал парень медленно, старательно выводя каждую букву, и тем не менее получалось у него, мягко говоря, плохо. Как у первоклассника. Семён быстро и красиво переписал всё, что следовало. Собрался отдохнуть, но Андрей уже выгрузил на доску новую порцию материала, затем ещё и ещё. Даже Семён не успевал записывать, а его сосед и подавно. Через полчаса Шлинчак вообще перестал понимать, что объясняет Житомирский. В голове перепутались немецкие и русские слова, он весь взмок от усилий, но сосредоточиться уже не мог.

Бросил писать и стал разглядывать окружающих. Парней рассматривать ему было не интересно, а девушки привлекли его внимание надолго. Их было много, и многие из них были очень красивые. Жаль, что видел он их только сбоку и со спины, но даже так он заметил, насколько они все разные. Блондинки, брюнетки, рыжие, русые, крупные, спортивные, худенькие, изящные. Некоторые одеты в национальные костюмы, кто-то в военной форме, кто-то в обычных блузках, юбках и платьях. А некоторые одеты непривычно элегантно.

– Почему вы не пишите, Шлинчак? Я правильно произнёс вашу фамилию, новенький? – вглядываясь в список студентов, спросил Андрей.

– Я уже всё записал, – ответил Семён. – Фамилию вы произносите верно, – включился он в игру.

– Прочитайте последние слова, которые вы написали. – строго попросил Андрей Никитич.

Семён произнёс пять немецких слов, которые пришли ему на ум, сказав их уверенно, чётко, с хорошим произношением.

– Вижу, вы не новичок в немецком. Но это не значит, что вы можете позволить себе отвлекаться! Пишите, товарищ Шлинчак. Если вы вторично не прочитаете то, что нужно было записать, я отстраню вас от занятий. Пусть учатся те, кто хочет учиться, понятно, товарищ?

– Так точно, командир! – Семён молодецки подскочил со скамьи, наслаждаясь возможностью немного размяться после того, как долго находился без движения.

– Садитесь, Шлинчак. Лекция ещё не закончена. И свои военные привычки можете забыть. Здесь они не пригодятся. Война закончилась. Пора переходить к мирному строительству. Так приказывает нам партия. Вы партийный, Семён? – Андрей вновь обратился к списку.

– Да, товарищ преподаватель.

– Зовите меня Андрей Никитич. Сколько лет в партии?

– Два года.

– Солидный срок. Вы должны показывать пример своим товарищам по учёбе.

– Есть! Андрей Никитич!

Прозвенел звонок. Все записали домашнее задание, но не все поспешили разойтись, столпились около Семёна. Знакомились, задавали вопросы. Семён не смог запомнить всех имен, на вопросы в основном отшучивался, опасаясь сболтнуть лишнего. Но в целом, начало к дружеским отношениям было положено, и он в компании однокурсников отправился на следующую лекцию. Компания была кстати, так как одному ему опять пришлось бы искать аудиторию.

Следующей лекцией была история России. Читал лекцию седой старичок. Речь его была замудрённой и цветистой. Многие выражения были устаревшими или чрезмерно научными, записывать за ним было сложно, но наученный прежним опытом, Семён явно не отвлекался, девчонок рассматривал украдкой. Когда сильно уставал, всё равно делал вид, что пишет.

И так прошёл весь день. Что было на четвёртой и пятой лекции он не понял и не запомнил совсем. Спина ныла, ноги болели от длительного сидения, руки сводило от напряжения. Но хуже всего было с головой. Мозг отказывался работать, в глазах плыло, голова гудела, глаза слипались. Как он ни старался, но всё-таки уснул, аккуратно положив голову на парту. Проснулся он от того, что вся аудитория хохотала. Рядом с ним стоял преподаватель и с улыбкой смотрел на него. Семён подскочил, протёр глаза, облизал сухие губы и через секунду он уже вполне пришёл в себя и мило улыбался. Публика затихла, ожидая развития событий.

– Так о чём мы сейчас говорили, товарищ студент? – спросил солидный мужчина с сединой на висках, в военной форме.

Семён быстро вспомнил, что у них сейчас идёт история партии. И не моргнув глазом начал уверенно рассказывать.

– На девятом съезде партии основным вопросом были проблемы коллективизации. Партия поставила перед народом эту задачу. И коммунисты во всех областях нашей огромной страны начали создавать коммуны. А вы знаете, что это такое? – Нагло глядя преподавателю в глаза спросил Семён.

– Ну, что ж, расскажите нам, что это такое? – усмехнувшись предложил учитель.

– Это когда вся деревня выходит в поле. Все работают вместе. Все, как одна семья. Нет ни бедных, ни богатых, все равны! – Семён говорил, как по писанному, наслушавшись в своём селе активистов-коммунистов: Маринку, Ивана, Сашу. – Вы не представляете, как это здорово, когда все мужики в деревне встают в ряд и начинают косить хлеб. Солнце палит, запах свежескошенного хлеба заполняет лёгкие, колосья падают на землю, а следом идут бабы и связывают колосья в снопы! Поле огромное без конца и края. Но нас много, и мы вместе, и нам, когда мы вместе, море по колено, всё нам по плечу. И тут кто-нибудь заводит песню, и тогда души наши соединяются.

И тут Семён негромко запел. Аудитория замерла, проникнувшись вдохновенно нарисованной картиной. И вдруг какая-то девушка начала подпевать ему вторым голосом. Внезапно Семён прервал песню, осознав, что он находится на лекции. Все студенты замерли, ожидая, как отреагирует на это преподаватель. Военный отёр лицо рукой, вздохнул, пауза стала ещё более напряжённой. И вдруг он зааплодировал. И вся аудитория, радостно выдохнув поддержала его аплодисменты.

–Спасибо, товарищ, за выступление. Было очень интересно. Нам стало понятно, что вы целиком и полностью, всей душой поддерживаете политику партии, хорошо её понимаете. Но, к сожалению, вы немного ошиблись. Речь на лекции шла совсем о другом. И повторять специально для вас я не собираюсь. Будьте добры, спросите у товарищей, какая была тема, и на следующем занятии отвечайте точно на заданный вопрос, а не пускайтесь в свободные размышления.

Семён воспрял духом, понял, что произвёл фурор. Теперь уж точно весь поток запомнил его. Не заметить было просто невозможно. Довольный собой, выспавшийся на лекции, в окружении сокурсников он собирался пойти домой, но тут к нему подошла девушка и сказала, что его вызывают к Порфирию Порфирьевичу. Поплутав минут десять по коридорам, Семён, нашёл кабинет Смирнова.

У кабинета Порфирия находился и Андрей Никитич, прервавший беседу с девушкой при приближении Шлинчака. Они вместе вошли в комнату.

–Как прошёл ваш день, молодой человек? Надеюсь, напрасно время не терял? – улыбнулся вошедшим Порфирий Порфирьевич.

– Он у нас звезда! Весь курс о нём только и говорит! – опередил Семёна с ответом Андрей.

–Что ты успел натворить? Хулиганил? Только не говорите, что в первый же день загубил на корню всё дело. – встревожился Порфирий.

– Нет, напротив. Он за день достиг того результата, на достижение которого, мы отвели два месяца. – успокоил Порфирия Андрей.

– Как такое возможно? Какие чудеса для этого пришлось совершить? Вы меня заинтересовали, рассказывайте.

– Ничего особенного я не делал, – испугался Семён.

– Да, ничего, просто спел на лекции по истории партии! – засмеялся Андрей.

– Семён, удивлённо взглянув на него, подумал: «Откуда он узнал об этом?»

– Что сделал? – не поверил Порфирий. – Спел?

– Да, представьте себе!

– Что спел? Почему? А как на это отреагировал Константин Витальевич? Орал? Выгнал?

– Представьте себе, слушал и аплодировал. – радостно уточнил Андрей.

– Не может быть! Семён, ты что «Интернационал» пел?

– Я не знаю «Интернационал» – Семён насупился. Он не мог понять, смеются мужчины над ним или радуются, или всё совсем плохо.

– А знаете кто ему подпевал? – на вопрос Андрея Порфирий поднял бровь и уставился на Андрея в ожидании ответа.

– Аделя Якушева.

– Вот это да! – воскликнул Порфирий.

– Да в чём дело, вы мне объясните? Что, это большое преступление? Я просто спел песню. К слову пришлось, когда о сенокосе рассказывал. – рассердился Семён.

– На истории партии о сенокосе? – Порфирий устало вздохнул. Ему было трудно переключиться с серьёзных дел на чудачества Шлинчака. – Ты свободен. Продолжай в том же духе.

– Как продолжать?! Я за один день чуть с ума не сошёл! Я не могу так долго на одном месте сидеть. Шесть часов подряд писать – это не для меня! Издевайтесь над кем-нибудь другим. А вы, Андрей Никитич, специально в таком темпе по-немецки пишете, чтобы никто ничего не успел?

– Разве это быстро? У меня программа! Я должен за отведённое количество часов преподать весь материал! – удивился Андрей.

– Мало ли чего вы должны?! Я же вижу, что никто не успевает! Все, кто рядом со мной сидели только делали вид, что писали. Что толку от вашей скорости, лучше меньше, да лучше! Можете вообще молчать! Всё равно никто ничего не понимает!

– Вот! – удовлетворённо хмыкнул Порфирий. – Он тебя ещё и преподавать научит. – Порфирий взглянул на часы. – Поговорим завтра, Семён. А сейчас иди. У меня совещание через пятнадцать минут.

Семён вышел.

– Как он в целом? В двух словах.

– Он великолепен! Гений общения. Смел, обаятелен, да что там! Просто неотразим. Зашёл, улыбнулся и вся публика у него в кармане. А про историю партии тебе Константин Витальевич на совещании расскажет.

– Ладно, всё, я пошёл. – раздумывая об услышанном Порфирий быстро пошёл в кабинет Константина Витальевича.

Его деловой настрой мгновенно улетучился. Там все смеялись. Хохотали от души. Константин, увидев Порфирия с удовольствием пересказал всю историю, явившуюся причиной смеха, снова.

– Представьте, Порфирий Порфирьевич, новичок один уснул у меня на лекции. История партии ему, видимо, не интересна. Возьмите себе, кстати, на заметку! Я подхожу к нему и спрашиваю, о чём шла речь. Молодой человек встаёт, как ни в чём не бывало и начинает мне рассказывать о своей коммуне, видимо парнишка из деревни. В любом другом случае, я бы его выгнал с лекции, а может и из университета! Но этот говорил о сенокосе, как будто поэму рассказывал! Настолько вдохновенно, искренне, ярко! А потом вдруг запел! Негромко, мягко, лирично. Вот поди ж ты! И голоса у него особого нет, а ведь заслушались все, даже я, признаться, давненько ничего подобного не слышал. Меня, старого вояку, на слезу прошибло! Его, однозначно, нужно привлечь к партийной работе. Он лидер. Он может повести за собой толпу!

И дальше посыпались рассказы, как проявил себя Семён на других предметах. Порфирий был в шоке. Пацан в университете первый день, и тот наполовину проспал, судя по рассказам, а о нём уже говорят все преподаватели.

«Тихонько влиться в сообщество уже не получилось. Уж не специально ли он это сделал, чтобы быть менее от нас зависимым. Разыгрывает свою карту? Нет, вряд ли. Слишком наивен. Но надо проследить. Мало ли что. Что там с ним происходило в последние месяцы, мы не знаем.» – Весь педсовет он думал о Семёне. Даже если бы он сам смог переключиться на другую тему, ораторы, выступающие на совещании, не дали бы ему забыть о парне. Каждый из них упоминал новенького в том или ином контексте. Но все с улыбкой. Никто не мог злиться на его выходки. Даже общая атмосфера педсовета, обычно напряжённо-раздражённая, в этот раз была иной. Что за чудеса!

После заседания Порфирий увидел Андрея, дожидавшегося его у дверей кабинета. Житомирский предложил не заходить, а прогуляться по дворику.

– Тебе не кажется это странным, Андрей? – первым начал Смирнов.

– Что именно, Порфирий Порфирьевич? – спокойно спросил Андрей, хотя прекрасно понял о чём идёт речь.

– Слишком эффектно и эффективно наш парень действует. Может кто-то для него сценарий написал и стратегию разработал? Сам то он явно не стратег! А тут выступает, как по нотам. Такой потрясающий успех! Весь первый курс о нём говорит. Не удивлюсь, если завтра весь университет о нём узнает.

– Это нам только на руку. Мы же к этому стремились, только планировали это осуществить за два месяца, а не за два дня. На счёт двойной игры… Мне такая мысль тоже пришла в голову, позже, после анализа. Во время лекции, когда смотрел на его чудачества, всё было безукоризненно. Искренне, просто, естественно.

– Безукоризненно сыграно, может быть? – продолжал сомневаться Порфирий.

– Как-то слишком …

– Говори, не выбирай слова.

– Слишком по-дурацки, сценаристы так не пишут. – Андрей затруднился литературно выразить мысль.

Порфирий засмеялся.

– Хочешь сказать, что все наши преподаватели столь глупы, что им могли понравиться дурацкие шутки?

– В этом весь и фокус. Если бы тоже самое сделал кто-то другой, любой из наших студентов, номер бы не удался. Семён владеет какой-то магией.

– Прямо как ты.

– Кстати, у меня сомнения о честности возникли после попытки … непрямого воздействия.

– Непрямого! Скажешь тоже! Прямее я не видел. Не смотри на меня, ради бог… ради коммунистической партии. – усмехнулся Порфирий. – Неужели он не поддался твоему гипнозу?

– Наоборот, поддался слишком быстро. Через чур внушаем.

– Как ты это можешь объяснить? Ты же у нас специалист по аномальному воздействию.

– Очень чувствителен. Подстраивается под собеседника.

– Думаешь, сознательно это делает по отношению к тебе? – пытался разобраться Порфирий.

– Такое впечатление, что он под всех подстраивается. – задумчиво ответил Андрей.

– Под всю аудиторию сразу? – продолжал выяснять Порфирий.

– Нет, это невозможно. Всех не просчитаешь. Может быть выбирает лидера и действует через него? – предложил вариант Андрей.

– Это известная тактика. Но я не замечал у Семёна склонности к анализу. Да и явных лидеров в этом потоке пока ещё нет. Коллектив ещё не сложился. Хотя нет, думаю, что с сегодняшнего дня уже есть лидер. – резюмировал парторг.

– Семён?

– Однозначно!

– Установим слежку? – угадал мысли начальника Андрей.

– Других не впутывай, следи сам! Проверь его как-нибудь. Только без этих твоих психотропных методов! Зомбированные агенты нам ни к чему.

– Вы о нём так печётесь, как о сыне.

– Не выдумывай, – разозлился Порфирий. Видимо, задело высказывание Андрея. И Житомирский это отметил, а Смирнов разозлился на себя, что показал эмоции. – Семён – ценный агент. Тебе тоже следует беречь его!

– Понял – коротко, по-военному отрапортовал Андрей. – разрешите идти?

– Свободен, товарищ Житомирский! – громко ответил Порфирий, так как мимо проходили студенты.




6.Аделя


Семён в изнеможении опустился на скамью в маленьком парке рядом с университетом. Он впервые чувствовал усталость от умственного труда. От физической работы он так не уставал. Сегодня он просто сидел, или даже лежал на некоторых лекциях, более того, большую часть из них проспал, а сейчас чувствовал себя смертельно уставшим, хотя ещё даже не вечер.

– Привет. – услышал он чей-то голос, обернулся. Это была та девушка, которая подпевала ему на лекции по истории партии.

– Привет, – силы внезапно вернулись к Семёну.

– Меня зовут Аделя, – первой представилась девушка.

– Семён.

– Очень приятно.

– Взаимно. – Семён не мог понять, как разговаривать с этой городской красавицей. Она выглядела неприступной и высокомерной.

– Сильно тебя ругал Порфирий Порфирьевич?

– Нет, не особо.

– Как же быстро у нас информация распространяется в университете. Ещё лекция не закончилась, а парторг уже всё знает.

– Что знает? – напрягся Семён.

– О твоих шалостях знает. – улыбнулась Аделя.

– Да что все из этого событие делают. – рассердился Семён, – подумаешь, спел! Что тут такого! Разве здесь никто не поёт?

– На истории партии? Нет! Я думала, что Константин Витальевич тебя сразу выгонит, как только ты начал сочинять про съезд.

– Ничего я не сочинял!

– Может и не сочинял, но вопрос был совсем о другом! Говорили о роли партии в гражданской войне, а ты о коммуне стал рассказывать.

– Так о роли партии ещё проще рассказать. Кабы я знал!

– Спать не надо на лекциях, будешь всё знать, – засмеялась Адель.

Белые зубы выделялись на смуглом лице, ямочки на пухленьких щёчках выглядели обворожительно. Но Семён видел всё это как бы издалека. Не возникло обычного для него ощущения охоты, азарта при виде привлекательной цели. Он снисходительно улыбнулся в ответ.

– Как тут не спать? Шесть часов подряд сидел на одном месте. Поневоле уснешь! – оправдывался Семён.

– Обычно Константин таких промахов не прощает. Мог бы обвинить в неуважении к партии.

– Он почувствовал, что я партию уважаю, даже люблю! – отшутился Семён.

– Если ты не можешь сидеть, и учёба тебе не интересна, зачем пошёл в университет? – поинтересовалась Аделя.

– Партия так решила, – пафосно ответил Семён, нащупав подходящий стиль разговора.

– Если ты настолько доверяешь решениям партии, значит это можно считать проявлением твоей свободной воли.

– Что это значит? – искренне заинтересовался любопытный Семён.

– Свобода – осознанная необходимость. Так писал Фридрих Энгельс.

– Значит он не только о революции писал?

– Ты не читал Энгельса? – поразилась Аделя. – Что же ты будешь делать на философии?

– Честно говоря, я и без философии уже совсем запутался. – сознался Семён. – Даже на первом занятии по немецкому я не успевал всё записывать. А на последних лекциях мозг совсем отключался. Не представляю, как я буду учиться дальше. Похоже, это для меня слишком сложно.

– Не стоит отчаиваться, привыкнешь. Хочешь, я тебе помогу сделать домашнее задание по немецкому. Я хорошо знаю этот язык.

– Откуда? – Семён провёл параллель с Хельмутом, его судьбой и невольно напрягся.

– У меня бабушка хорошо знает немецкий. – ответила Адель и осеклась, перевела разговор на другую тему. – давай погуляем, я тебе город покажу, а потом займёмся немецким.

– Согласен. – ответил Семён.

Ему понравилась девушка и предложение о помощи было своевременным. Он не знал, как подступиться к домашнему заданию, а тут подмога сама подоспела. Он был рад, что не придётся заниматься в одному. Хотя, одиночество в коммуне вряд ли возможно.

– Расскажи, пожалуйста, о книге Энгельса. Она о свободе? – попросил Семён.

– Книга называется «Анти-Дюринг». Но первично теория о свободе, как осознанной необходимости, принадлежала не Энгельсу. Он использует в книге чужую идею.

– А чья она была изначально? – начал погружение в тему Семён.

– Это теория Бенедикта Спинозы.

– И что он говорил о свободе?

– Он называл свободной такую вещь, которая существует только из необходимости своей природы.

– Я не понял.

– Это непросто. Чтобы понять суть, нужно знать исходный момент.

– Что за исходный момент?

– Учение Спинозы о субстанции.

– О чём?

– Субстанция – это философская категория, обозначающая основу мира. Для своего существования она не нуждается ни в чём другом.

– Всё в мире в чём-то нуждается, одно не существует без другого! – сразу начал спорить Семён.

– Ты прав, под это определение подпадает только бог.

– Бог – это субстанция?

– Да, он творит из самого себя, не нуждаясь ни в чём. Он служит объединяющей основой для всего сущего. Присутствует во всём. Это выражается в том, что задаётся необходимость в природе. Она действует, как непреложный закон.

– То есть всё происходит в природе по каким-то законам. – уточнил Семён.

– Да. И это необходимость.

– А при чём тут свобода? – не понял Семён.

– Люди всё время противоречат необходимости в силу своего незнания. – продолжила объяснение Аделя.

– Значит люди тоже подчиняются законам природы? – прервал её Шлинчак.

– Да, каким бы свободным не мнил себя человек, это иллюзия.

– Потому что он подчиняется законам? Значит человек не может быть свободным?

– Свобода человека в том, чтобы осознать эту необходимость. – Аделя с радостью объясняла, видя неподдельный интерес собеседника.

Как можно осознать необходимость? – удивился Семён.

– Проще говоря – понимать смысл своих действий.

– То есть свободным человека делает понимание? А тот, кто не понимает, не свободен?

– Тот, кто слепо подчиняется обстоятельствам – не свободен. – улыбнулась Аделя.

– А тот, кто понимает обстоятельства – свободен? – Семён обрадовался, что начал понимать тему.

– Тот, кто понимает к чему обстоятельства ведут и может менять своё поведение, исходя из этого знания – свободен.

– Интересно придумано! Логично! – воскликнул восхищённый Семён.

– Ты похвалил Спинозу? – засмеялась Аделя.

– И тебя тоже! Ты такая умница! Тебе нужно учительницей быть. Так здорово объясняешь!

– Ты угадал мои мечты. – с интересом посмотрела на парня Аделя.

– Это всё вы на философии проходите?

– Спинозу мы не проходили, только Маркса и Энгельса. Спинозу я сама дополнительно прочитала.

Долго они гуляли по городу, но города Семён не увидел, так был поглощён беседой. Уже вечером подошли они к солидному дому.

– Вот мы и пришли. – сказала Аделя. – Здесь я живу.

– Какой огромный дом. Здесь, наверное, общежитие для семейных? – спросил Шлинчак.

– Нет, – смутилась Аделя. – Здесь живёт только моя семья. Проходи.

Дверь им открыла женщина, похожая на учительницу. Волосы, стянутые на затылке, блузка с высоким кружевным воротничком, длинная строгая юбка. Семён подумал, что это мама Адели. Но девушка сказала:

– Добрый вечер, бабуля.

– Добрый вечер, – бабуля пристально смотрела на Семёна. Парень смущённо поздоровался.

– Бабушка, знакомься, это мой однокурсник – Семён. Это моя бабушка Багида Вакиловна. Бабушка, – Аделя не дала ничего сказать женщине, – Семёну нужна помощь. Он не понял тему по-немецкому. Мы позанимаемся? Ты разрешаешь? – Аделя потащила Семёна в комнату.

– Помогать товарищам – это очень хорошо, Аделя. – бабушка шла следом за Семёном.

Аделя втолкнула Семёну в комнату и хотела закрыть дверь. Но бабушка остановила её.

– Бабушка, что? Мы будем заниматься! Ты же сама сказала, что нужно помогать товарищам?!

– Товарищам помогать – это хорошо, а молодой барышне оставаться наедине с мужчиной – это плохо. – бабушка вошла в комнату и села в кресло. – Занимайтесь, а я здесь посижу.

– Что ты, бабушка, какой Семён мужчина! Что ты такое говоришь! – засмеялась Аделя.

Тут пришла пора возмущаться Семёну. Он покраснел, как рак, вскочил, но не знал, что сказать.

– Вы присядьте, молодой человек, – сказала бабушка, – и занимайтесь. В ногах правды нет.

– Спасибо, – прошептал Семён, вдруг потеряв голос. Чуть не сел мимо стула, так смущал его пристальный взгляд Багиды Вакиловны. Её глаза сквозь стёкла очков, которые она надела, сев в кресло, казалось, собирались просверлить его насквозь. Семён ощущал себя как на допросе, хотя женщина ни о чём не спрашивала.

– Семён, показывай, что ты успел записать? – решила приступить к делу Аделя. – Сейчас сверю со своими записями, и затем продиктую тебе то, что ты написать не успел. Ой! Сколько же у тебя ошибок! Ты в какой школе учил немецкий? Или у тебя был гувернёр?

– Да, что-то вроде того. – Семён начал заикаться. В бабушкином присутствие речевой аппарат Семёна давал сбои. – У нас немец работал наёмным рабочим пару лет. Вот он меня и учил. Только я тогда был слишком маленьким. Это до школы было. Плохо помню.

– Этот немец учителем немецкого работал?

– Нет, конюхом.

– Тогда понятно! – засмеялась Аделя. – Бабушка, представляешь, конюх немецкий преподавал! – Аделя не могла остановиться, хохотала от души.

Но ни бабушку, ни Семёна её заразительный смех не развеселил. Семён искоса погладывал на Багиду Вакиловну, а та вообще не сводила глаз с парня ни на секунду. Аделя отсмеявшись начала объяснять Семёну его ошибки, но то ли он не мог сосредоточиться, то ли она делала это слишком неумело, дело у них не двигалось. Промучившись час, молодые люди приуныли. Статуя бабушки, наконец, ожила.

– Давай, я сама ему всё объясню, – вдруг сказала Багида Вакиловна, а ты иди самовар поставь.

– Ой, как здорово ты придумала, бабуля! А то я совсем из сил выбилась. Ничего у нас не получается! Моя бабушка преподавала немецкий в университете! Она лучший педагог во всей Казани! – сказала Аделя и побежала ставить самовар. В дверях она оглянулась, видимо почувствовав взгляд Семёна. Он перепугался до смерти. Никого он так не боялся, как эту сухую старушку. Аделя засмеялась. Шлинчак, надеявшийся, что Аделя спасёт его от этого монстра, был сильно разочарован.

Как бабушке удалось приручить Семёна, или, наоборот, Семёну втереться в доверие к Багиде Вакиловне, неизвестно. Но когда Аделя вернулась звать к чаю, Семён и бабушка беседовали так, как будто знали друг друга вечность. Все слова были записаны. Грамматика разъяснена. Оба были чрезвычайно довольны друг другом. Страх одного и подозрительность другой исчезли без следа. Даже Аделя удивилась.

– Ого! Как вы быстро поладили. И успели сделать так много! – воскликнула девушка, взглянув в тетрадь Семёна. – Бабушка, ты гений!

– Нет, это Сёмушка – гений. У мальчика способности несомненные. И неподдельный интерес, поразительная тяга к знаниям. Многое, конечно, упущено. Грамматику он не знает совсем. Но словарный запас неплохой, хотя, набор слов очень своеобразный.

– Конечно, его же конюх учил, что ты хочешь.

– Удивительно, что мальчик до сих пор помнит всё.

– Ну вот, видишь, ты зовёшь его мальчиком. Рассмотрела, видимо. А то мужчина, мужчина!

И комплименты бабушки и слова внучки окончательно ввели Семёна в краску.

– Пойдёмте пить чай. – пригласила Аделя. – Вот ты, бабушка, говоришь, что у него интерес к наукам. Ничего подобного! Он проспал половину лекций!

– К сожалению, физиология, порой, сильнее нашей воли. Мальчик совершенно не привык учиться, это видно. Но он же не виноват в том, что родился в таких условиях, в такой семье.

– А что вы имеете против моих родственников? – высказывание бабушки не понравилось ему. – У меня прекрасная семья! Или вы думаете, что, если они не учились в университете, так вам в подмётки не годятся?

– Что здесь за идеологические споры? – раздался голос из прихожей.

– Папочка! – Аделя побежала к отцу, – Папочка, они прекрасно поладили! Они только сейчас начали спорить.

– Кто – они?

– Мой однокурсник Семён и бабушка.

– Давай, знакомь меня со своим однокурсником.

В дверях показался огромный мужчина с торсом силача, с красивым крупным лицом. «С него можно было бы писать портрет национального героя», – подумал Шлинчак. Аделя представила Семёна. Затем отца:

– Габит Данисович.

Мужчины пожали друг другу руки. Затем сели за стол. Габит Данисович без труда разговорил Семёна. Тот, впрочем, не сопротивлялся и выложил всё сразу. Своё отношение к партии, к коллективизации, к науке, к интеллигенции, рассказал о своём селе, о своей семье. Но о том, что он женат, Порфирий Порфирьевич просил не говорить.

Чаепитие прошло прекрасно. Все разошлись вполне довольные друг другом.

Когда Семён ушёл, Аделя спросила бабушку:

– Бабушка, понравился тебе мой однокурсник?

– Вопрос не в том, понравился ли он мне, значительно важнее то, что он понравился тебе!

– Почему твоё отношение к нему так быстро переменилось? Ты ведь негативно была к нему настроена изначально.

– Ничего у меня не изменилось, – нахмурилась Багида Вакиловна. – Нахал он и неуч!

– Нахал? – поразилась Аделя.

– Он поправлять меня вздумал! Меня немецкому учить решил!

– Как так получилось?

– Мы обсуждали названия сельскохозяйственной техники по-немецки.

– Он нашёл у тебя слабое место, бабушка, оттого ты и злишься, – Аделя захохотала.

– Теперь и ты ещё будешь смеяться надо мной!

– Но ты же не изучала того, что учил Семён! Ты же не знаешь, как будет по-немецки плуг или соха! Ну, признайся!

– Теперь уже запомнила, – бабушка не знала сердиться или смеяться, вспоминая сцену, где Семён обучал её. – Деревенский пастух, глупый и безграмотный, вздумал учить меня! Профессора университета! Где это видано!

– Бабушка, не злись, тебе же понравилось! Я же вижу. Ты же всегда говорила, что получать новые знание – это самое большое удовольствие!

– Знаешь, у бабушек, тоже иногда падает самооценка!

– Ого, кто это уронил твою самооценку, мама? – спросил, входя на кухню, где Аделя мыла посуду, Габит Данисович. – Уж не этот ли пострелёнок?

– Его зовут Семён, папа. – обиженным голосом произнесла дочка.

– Понял, запомнил, его зовут Семён. – опасаясь раздражать девочку, согласился Габит, зная, какая Аделя в гневе. Никому спуска не даст, даже папе. – Шустрый пацан. Но открытый и простой. Очень откровенный, ничего не скрывает. Вон как спорить со мной взялся! Не побоялся!

– А почему он с Украины сюда приехал учиться? В Киеве университетов не хватило? – спросила Багида Вакиловна.

– Такова политика партии, направленная на укрепление дружбы народов. Двадцать процентов учащихся, как минимум, должно быть из других областей. Вот области и обмениваются студентами. Чаще всего это происходит в случайном порядке. Одна область даёт заявку, другая посылает кого-либо туда и в ответ принимает студента другого университета. Так и Семёна на кого-то обменяли, наверное. – объяснил Габит.

– Ты проверь, на всякий случай! И будь осторожен с ним! Мало ли что! – посоветовала Багида Вакиловна.

– О чём ты говоришь, бабушка? – поинтересовалась озадаченная Аделя.

– С незнакомым человеком, дорогая, всегда следует быть осторожными. А ты сразу тащишь в дом! – посоветовала бабушка.

– Не пугай её, – встал на защиту Габит. – Семён –отличный парень. Очень хорошо, что наша дочь общается с крестьянскими детьми.

– О, начинается! Эти партийные промывания мозгов, папа, практикуй на ком-нибудь другом. Мне плевать кто он! Для меня важно какой он! – Аделя ушла в свою комнату.

– Похоже, наша девочка влюбилась. – задумчиво проговорила бабушка.

– Перестань, она с ним первый день знакома! Она его совсем не знает. – остановил её сын.

– Любовь не пользуется мозгами, знания, к сожалению, не та категория, которую используют чувства.

– Ох, напророчишь ещё! – засмеялся Габит, обнимая мать и целуя её в макушку.

– Хорошо, молчу. – смиренно сказала бабушка, но в душе она чувствовала, что ей нужно защищать этого большого сильного мужчину. Она казалась крошечной по сравнению с этим гигантом, но для матери он всегда оставался ребёнком.

Габит вышел на крыльцо. Достал австрийскую зажигалку, привычным жестом крутнул зазубренное стальное колёсико, высек искру из ферроцериевого кресала. Загорелся пропитанный бензином фитиль. Габит потушил огонь и повторил всё снова. Из-за деревьев вышел человек. Подошёл к Габиту. Свет старого газового уличного фонаря с трудом пробивался через листву деревьев. Лиц не было видно.

– Почему подпустили мальчишку к ней? – не скрывая злости, сказал Габит.

– Она сама к нему подошла. Инструкций по этому поводу не было. Такое случилось впервые. Мы не знали, как реагировать.

– Инструктирую. Не давать общаться с незнакомцами. Любые средства хороши, на ваше усмотрение. Из знакомых пусть общается только с теми, кто есть в списке «А»! Понятно?!

– Новичка в какой список включить? – смущённо спросил собеседник.

– Теперь поздно его куда-то вносить! Они уже общаются! Просто следите. И предоставьте мне всю информацию об этом украинце.

– Уже установили наблюдение.

– Организуйте круглосуточную слежку! Докладывать о всех мелочах, даже о бытовых привычках!

– Есть!

– Свободен!

Мужчина исчез в тени деревьев. Но видимо, от дома не отошёл. Шаги прервались через несколько секунд.

Габит докурил сигарету, стряхнул с себя суровый вид, как маску переодел, и улыбаясь вошёл в дом.

Из спальни выпорхнула Аделя в халатике.

– Папочка, я так рада, что вы подружились с Семёном. Он славный, правда?

– Да, милая, действительно славный. Правильное слово ты подобрала для характеристики. Как можно было с ним не подружиться. Такой приятный, дружелюбный, открытый мальчик. Он тебе очень понравился? – осторожно спросил отец.

– Мне с ним так легко и весело! Будто лето вернулось. Он сам – лето!

– Но он получил какое-то странное образование. Явно не классическое.

– Папа, какое образование? Он пять классов в своей деревне закончил и всё. Но ты бы видел, какой у него красивый почерк!

– А немецкий откуда знает? – с улыбкой спросил Габит, поправляя прядку волос, упавшую дочери на лицо.

– Немецкому его конюх учил, когда Семён был совсем маленьким, даже в школу ещё не ходил.

– И он с тех пор ещё что-то помнит? – усомнился отец.

– Представь себе! У него великолепная память! – дочь хвалилась успехами Семёна, как своими собственными.

Габит напряжённо приподнял бровь, вглядываясь в лицо дочери. Но тут же заулыбался, приобнял её.

– Спокойной ночи, папа, – Аделя взяла огромную отцовскую руку, прижалась к ней лицом.

У Габита от этого жеста затуманился взгляд. Мать Адели делала так же.

– Приятных снов, дорогая, – Габит поцеловал девочку в лоб.

Дочка упорхнула в свою комнату, а Габит долго стоял у окна задумавшись. Приятных снов он, видимо, не ждал.

«Работнички! Всегда ждут распоряжений. Сами думать совсем не умеют. Нужно поменять охранников. Таким дочку доверить я не могу».




7.Неожиданность


Андрей встретился с Порфирием в условленном месте.

– Что произошло? Нельзя было до утра подождать? —недовольно произнёс Порфирий.

– Думаю, это дело подождать до утра не может. У меня новости, связанные с Семёном. – мягко ответил Андрей, подавив вспышку гнева Порфирия.

– Почему ты не рядом с ним? Я же просил никого больше к нему не приставлять?! – опять выходя из себя сказал Порфирий.

– Я не мог пойти туда, где сейчас находится Семён. – вздохнул Андрей.

– Не смеши меня. Семён смог, а ты нет? – хихикнул парторг.

– Давай, удиви меня. Где же он, наш птенец. Вывалился из гнезда? – гнев неожиданно сменился шутливостью.

– Вы лучше сядьте. – тихо сказал Андрей. Порфирий посмотрел в глаза Житомирскому, надеясь, что это шутка. Но тот был абсолютно серьёзен.

– Не тяни.

– Он у Якушевых. – улыбаясь ответил Андрей.

– Что он там делает?! – Порфирий Порфирьевич был потрясён.

– Пьёт чай с Габитом Данисовичем. – потряс его ещё больше заместитель.

– Давай подробней, – положив руку в область сердца, попросил парторг.

Андрей знал, что всё что связано с Якушевыми, Порфирий всегда принимает близко к сердцу. Иногда Андрею казалось, что Смирнов боится Габита. Но подробностей об истоках их вражды так и не смог узнать, как ни старался. Но это был единственный важный человек в городе, с которым у Порфирия не было никаких отношений. Ни встреч, ни писем. Начальник старался не упоминать имя Габита и обходить стороной все дела, которые могли вывести на Якушева. И вот теперь такое прямое столкновение. Вернее, не прямое, а опосредованное.

– Ты понимаешь, к чему это может привести, – спросил Порфирий после рассказа Андрея о знакомстве Семёна и Адели. – Если уже не привело.

– Нет не понимаю. Вы же не поделились со мной информацией об Якушевых. – язвительно произнёс Житомирский.

Смирнов проигнорировал замечание.

– Габит очень умён и опытен. Он раскусит Семёна быстро. Если ещё не раскусил. И завербует его, если ещё не завербовал… Ты уже получил сведения о Семёне и его жизни в последние месяцы?

– Подробностей ещё нет, но в общих чертах известно, что он провёл все эти месяцы в одном милом и уютном месте. – тонкая улыбка так шла Андрею.

– Любишь ты говорить загадками. – оценил улыбку Порфирий.

– Неужели не догадываетесь? – упрекнул начальника заместитель.

– Догадываться одно, а знать – это другое. Я предпочитаю последнее.

– В постели жены, это же очевидно. – с удовольствием уточнил Андрей.

– Так уж и несколько месяцев, – пробубнил Порфирий. – И что совсем никаких контактов?

– С женой не разлучался.

– Удивил. Не зря он к ней так рвался. Что это? Неужели любовь? – засомневался Порфирий.

– Вот теперь и узнаем, насколько сильна его любовь. – ровным тоном произнёс Андрей, не проявляя своё отношение к обсуждаемой теме.

– Дочка Якушева сейчас красотка? – спросил, задумавшись, Порфирий.

– Сейчас? – тут же подловил парторга Андрей. А тот недовольно цыкнул, жалея, что выдал лишнюю информацию.

– Не переживайте, Порфирий Порфирьевич. То, что вы с Якушевыми знакомы, было ясно и до этого. – по-дружески успокоил его Житомирский.

– Отсутствие у меня всей необходимой информации может затормозить дело. – намекнул заместитель.

– Всему своё время. Сейчас эта информация тебе не нужна. – строго отсёк поползновения Андрея парторг. – как только Семён вернётся с чаепития, – усмехнулся Порфирий, – сразу ко мне.

– Будет сделано! – отрапортовал Андрей и, по-военному развернувшись, вдруг заскользил по улице мягкой, пружинистой походкой танцора.




8.Стычка


Окрылённый успехом Семён шёл по ночной, плохо освещённой Казани куда глаза глядят. Он радовался вновь обретённым знакомым. Чувство одиночества испарилось. Настолько тепло его приняли в семье Якушевых. И учёба уже не казалась такой сложной, когда появилась неожиданная помощница.

Семён казался себе таким умным, интеллигентным после того, как пообщался с Габитом Данисовичем. Он был уверен, что смог поддержать разговор на все предложенные темы на должном уровне. Такой вывод он сделал из реакции хозяина, всегда внимательно-уважительной. Шлинчак был уверен, что произвёл хорошее впечатление на семью. Все вежливо, а некоторые даже нежно, улыбались ему, угощали, предвосхищая его желания. Атмосфера была для него очень комфортной. Единственное, о чём Семён пожалел, что сам не задал ни одного вопроса. Всегда спрашивали только его. Шлинчак только теперь осознал эту странность. Но это не испортило его настроения. Он напевал что-то и продолжал купаться в шлейфе настроения этого приятного вечера, наслаждаясь чудесным, мягким послевкусием.

Семён остановился, пытаясь осмотреться и понять, где он находится. Но это оказалось бесполезно, так как фонари встречались редко, и на улицах было темно. Но даже если бы было светлее, это не помогло, ведь города он не знал.

Какие-то смутные тени мелькнули справа, и перед ним появилась, как из-под земли, ватага беспризорников.

– Огоньку не найдётся, – спросил самый старший. Ему было лет восемнадцать, а остальные были мал мала меньше. Но их было много. Ребята были голодные и озлобленные. Семёну с таким явлением, как беспризорники, ещё встречаться не приходилось. В сёлах беспризорников не было. Если у детей умирали родители, ребятишек всегда забирали родственники или даже соседи. Иногда дети оставались самостоятельно жить в своих домах без взрослых. Тогда всё село за ними присматривало и заботилось. Чужих детей не существовало. Это городское явление. Здесь людей много, но все друг другу чужие.

– Не курю, – ответил Семён.

– Деньги давай! – сказал малолетка в огромной кепке, которая сползала ему на глаза.

Деньги у Семёна были, но отдавать их он не собирался. Шлинчак незаметно осмотрелся, напружинился. У пацана в руке блеснул нож. Кто-то вытащил палку, кто-то цепь. Компания была похожа на стаю волков, или волчат. Против такого врага Семёну драться ещё не приходилось. С одной стороны, он их всерьёз не воспринимал, они ещё дети. И стукнуть сильно не рискнул бы, чтобы не причинить слишком большой вред. Но мальчишек становилось всё больше, их ряды сомкнулись, они медленно приближались и были настроены очень решительно.

У Семёна холодок побежал по спине от их злобных оскалов. Он не выдержал и напал первым. Крутился, как волчок, стараясь просто оттолкнуть, не нанося большого ущерба. Но противник его не щадил, и Семён вскоре забыл, что это дети и раскидывал их направо и налево. Но было понятно, что долго ему не продержаться. Их слишком много. А его силы иссякают. Семёна сбили с ног и начали пинать ногами. Шлинчак пытался встать, но его сбивали снова и снова. И вдруг толпа переключила своё внимание на другой объект.

Семён лежал на земле, пытаясь отдышаться, прийти в себя, и разглядывал нежданного защитника. Парень был худенький, атлетом не выглядел. И так же, как Семён в начале драки, явно не желал убивать детей. Действовал мягко и осторожно. Но ситуация ухудшалась. Вокруг парня осталось несколько самых крупных мальчиков с ножами, остальные, видимо по команде, отошли в сторону. И тут помощник Семёна отбросил осторожность и резко изменил стиль драки. Это было восхитительно красиво! Он высоко подпрыгивал, одним движением в воздухе сбивал с ног нескольких человек, затем мягко приземлялся и при этом успевал отклониться в сторону от очередного нападения с ножом настолько молниеносно, что нападавший, не найдя ожидаемого сопротивления, падал, потеряв равновесие. Такие приёмы Семён уже где-то видел! Ну, конечно, это Хельмут!

Семён не смог досмотреть этот великолепный бой, потому что человек десять подростков десяти – пятнадцати лет навалились на него и начали обыскивать карманы. Семён отчаянно сопротивлялся лёжа, так как встать они ему не дали.

Непонятно чем бы это всё закончилось. Скорее всего ничем хорошим для Семёна. Да и для Хельмута тоже, так как беспризорников становилось всё больше. Даже Хельмут уже выдыхался, ведь ему приходилось сражаться всё время с новыми, свежими бойцами по мере того, как прежние выходили из строя. Но вдруг раздался свист и топот ног. Луч фонариков осветил толпу. Малышня бросилась наутёк, и потасовка продолжилась лишь с теми, которых вновь прибывшие, как подумал Семён, милиционеры, пытались задержать. Кто-то резко вскрикнул, видимо от ранения, и толпа подростков растаяла также внезапно, как и появилась. Шаги убегающих в разные стороны детей ещё были слышны некоторое время. Но и эти звуки угасли, силуэты исчезли в сгущающейся черноте ночи. Луч фонарика осветил Семёна и Хельмута.

– Все живы? – спросил низкий мягкий голос.

– Я ранен, – ответил второй незнакомец. И парень с фонариком осветил его. Ранение, похоже было серьёзным. Было много крови. Хельмут снял с себя свою красивую рубашку, подошёл к раненому, разорвал на нём одежду и начал перевязывать. Парень был ранен в область печени. Но насколько глубокой была рана определить сложно.

– Его нужно срочно в больницу! – сказал Хельмут, то есть Андрей.

– Ты сам идти сможешь? – спросил Семёна незнакомец с фонариком.

– Не знаю, сейчас попробую. – Семён с трудом встал. Но вскоре понял, что сильных повреждений не получил. Кости были целы. – Да, дойду.

Незнакомец сделал из своей военной шинели и нескольких палок, найденных рядом, носилки. Они с Андреем положили на них раненого и понесли. Когда дошли до одного из перекрёстков, парень посвистел в свой свисток, и через несколько минут появились несколько вооружённых человек.

– Всё ребята, спасибо за помощь, – сказал парень, посветив на Семёна и Хельмута. – Дальше мы справимся сами.

– А вы кто? – спросил удивлённый Семён, разглядев, что их шинели без погон. Его вопрос все дружно проигнорировали.

– Спасибо, друзья, – сказал Андрей, протягивая руку парню с фонариком. Руку ему пожали, а луч фонарика надолго задержался на его лице.

– Пойдём, – позвал Семёна Андрей, опустив мягким жестом руку, держащую фонарик.

Луч фонаря услужливо осветил им дорогу.




9.Отчёт


Андрей и Семён добрели до квартиры Порфирия. Вернее, это был кабинет, где он встречался с нужными людьми. Он пригласил их в гостиную и только здесь разглядел.

– Что произошло? – он не на шутку встревожился. – Вас преследуют? Пора прикрывать лавочку?

– Не паникуй, Порфирий Порфирьевич. – успокоил его Андрей. Это не имеет отношения к нашим делам. Это просто уличная драка. Но квартиру поменяй, на всякий случай. И уходи через запасной выход.

– Не понял тебя. Сначала ты говоришь, что драка не имеет к нашим делам отношения, а потом предупреждаешь об опасности. – проговорил Порфирий устало.

– На Семёна напали беспризорники, когда после чаепития он возвращался через парк. А потом появились некие защитники, которые помогли нам справиться с нападающими.

– Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, чьи это люди. – пробурчал Порфирий.

– Одного из них сильно ранили. – доложил Андрей. – Рана может оказаться смертельной.

– Они тебя видели? – решил на всякий случай уточнить Порфирий.

– Естественно. – не стал скрывать свою реакцию на такой глупый вопрос Андрей.

Порфирий тихо выругался.

– Замаскироваться никак нельзя было? – недовольно проговорил он.

– Я, конечно, предполагал, что за Семёном будет слежка, но догадаться, что ваш протеже напорется на хулиганов, я никак не мог. Я решал основные задачи: пытался сохранить жизнь Семёну, себе и всем этим пацанам.

– Все вокруг такие умные, всё понимают! Может быть мне кто-нибудь объяснит, что это были за люди, почему они за мной следили, и как Хельмут там оказался? – проговорил Семён, со стоном садясь на диван и вдруг замер, почувствовав, что дуло упирается ему в бок.

– Предупреждаю в последний раз! Ещё раз произнесёшь это имя, оно будет последним словом, которое слетит с твоих пухленьких губ. – ласково сказал Андрей, поглаживая соседа пистолетом.

Семёна чуть не стошнило от таких игр.

– Вам нужна медицинская помощь? – спросил парторг.

– Мне не нужна, я цел. А вот Семёна нужно осмотреть, перевязать и смазать раны. – ответил за двоих Андрей.

– Это я и без тебя вижу. Не уберёг пацана. – пробурчал недовольный Порфирий.

– Какая отеческая заботливость, –ревниво заметил заместитель.

Смирнов, не ответив вышел из комнаты. Через некоторое время он вернулся с женщиной средних лет восточной внешности. Она несла с собой вместительный саквояж с медицинскими принадлежностями.

– Вот наш больной, займитесь им, пожалуйста, Валия.–Пойдём, поговорим. – это уже было сказано Андрею. Они вышли из комнаты. Вернулись, когда все синяки и ссадины Семёна были обработаны. И сам он выглядел новеньким в белых бинтах и повязках, пах спиртом и мазями. Андрей поставил перед ним чашку чая и булочки. А Порфирий – бутылку водки и стакан.

– Думаю, что нужно всё продезинфицировать изнутри, правильно, Валия?

Валия утвердительно кивнув, тихонько вышла.

– Ему нужна будет новая одежда, – скептично разглядывая Семёна, сказал Порфирий.

– Завтра возьмёт что-то из моего гардероба, – предложил Андрей, – Думаю, ему подойдёт.

Порфирий улыбнулся, представив деревенского парня в аристократичном костюме Андрея.

Шлинчак залпом выпил водку, закусил булочкой, повеселел.

«Как же быстро эта молодёжь восстанавливается.» – подумал Порфирий, потирая лоб, голова болела с самого утра. Хотел тоже выпить, но передумал, решив, что к утру не успеет восстановиться.

– Рассказывай, красавчик! Что за план у тебя созрел! Может кто надоумил! Мы всё равно узнаем, так что лучше сразу правду-матку!

Семёну становилось не по себе, когда этот милый пухленький человечек с круглым лицом и розовой кожей начинал говорить этим деревянным голосом, слегка скрипящим в конце фразы. И чем мягче было сказано, тем страшнее. Хельмут положил руку на рукоять пистолета.

«Странно, почему он не стрелял во время потасовки, если у него был пистолет.» – подумал Семён. Водка помогла восстановить силы. К нему вернулась здоровая злость. Когда на него нападали, он сразу вспоминал все причинённые ему обиды. И молчать уже не мог. Пиетета он ни к кому не испытывал.

– Мой план, значит! Ха! Мой план! Смешно! Я бы придумал план получше! Это ваш дурацкий план, Пётр Петрович! Хуже нельзя было придумать! Какого чёрта!? Что ещё вы мне приготовили! Может заранее ознакомите?! Нашли козла отпущения! Хоть бы оружие дали! А ты чего лыбишься! – это было адресовано уже Андрею, – у тебя же был пистолет! Почему не пугнул этих малолетних придурков?!

– Он без глушителя, не хотел привлекать внимания. – Кстати, как на счёт глушителя, – повернулся он к Порфирию. – этот недостаток хорошо бы исправить. – парторг молча кивнул.

– Ты хотел привлечь внимание моей смертью, а не выстрелом! Отличный план, господа шпионы! – Семён постепенно входил в раж.

– А ты хотел бы, чтобы я убил этих деток? – спокойно, ласково проговорил Житомирский с милой улыбочкой, будто это вовсе не он пинал и расшвыривал этих самых детей в разные стороны. Трудно было поверить, что этот аристократ, протирающий белой салфеточкой длинные фортепианные пальчики, может ударом кисти откинуть человека на несколько метров и справиться с десятком противников.

– Конечно, их жизнь для тебя ценнее, чем моя! – обиженно выкрикнул Семён.

– Всё, хватит пререкаться. Перейдём к допросу. – прервал их парторг.

Слово допрос Шлинчаку не понравилось. Он присмирел.

– Как ты попал к Якушевым?

– Меня Аделя пригласила на чай.

– Зачем ты с ней познакомился?

– Она первая…

– Что за детский сад! Это не я! Это она! – передразнил его детским голосом Порфирий.

– О чём вы разговаривали во время прогулки?

– Если вы всё уже знаете, знаете, что мы гуляли, зачем вопросы задаёте?

– Вот именно, вопросы здесь задаю я, а не ты! О чём вы говорили?

– О свободе, как осознанной необходимости. – ответил Семён.

– О чём?! – Не поверил Порфирий.

– Спиноза? – уточнил Андрей.

– И что ты можешь сказать о свободе, пастух ты наш. – иронично поинтересовался Порфирий.

– Осознанность необходимости законов природы даёт человеку возможность быть свободным. Он уже не слепо подчиняется, а делает всё по собственной воле. Субстанция …

– Достаточно. – прервал его Порфирий Порфирьевич. – с трудом проглатывая слюну.

– Что говорил за ужином Габит? – продолжил допрос парторг.

– Он ничего не говорил. Он только спрашивал!

– Почему я не удивлён? – Порфирий оглянулся на Андрея. – Я тебе говорил, что это старый лис! И о чём он тебя спрашивал?

– Не помню я! Может хватит? Я что, обо всём докладывать должен? Уж и с девушкой нельзя поговорить, и в гости сходить! Вы меня не предупредили, что это запрещено! – запротестовал Семён.

– Никто не предполагал, что ты сразу пойдёшь в гости к самому Якушеву!

–Вы объясните в конце концов, кто он такой и почему вы его так боитесь. – эта реплика Семёна заставила Порфирия поперхнуться чаем, который тот всё время пытался допить, но ставил кружку на стол, так и не отхлебнув.

– Что же ты не узнал этого, прежде чем идти в лапы к хищнику? – скривился Смирнов. – Ладно, всё равно уже ничего не изменить. Идите спать. – начальник устало потёр виски и как-то задумчиво и мечтательно посмотрел на Семёна.

– Дочка его похожа на отца? – спросил он не кстати.

– Не знаю, может, и на мать. Я же мать не видел. – удивился Семён.

– На отца. – ответил за него Андрей.

– Жаль. – Порфирий будто забыл о присутствии парней, задумчиво пил чай, находясь мысленно явно где-то далеко отсюда. Парни тихонько вышли, не рискнув попрощаться.




10.Собрание


На следующее утро Семён с трудом встал. Добродетельная Клава, увидев его увечья, разрешила не ходить на зарядку. С завтрака он ушёл, взяв только хлеб. Ел его всухомятку по дороге в университет, с тоской вспоминая роскошное чаепитие прошлым вечером.

Аделя, увидев его в коридоре, подбежала, радостная, поздороваться. Разглядев его вблизи, испугалась и поразилась.

– Что случилось? – спросила она громко.

И тут же все вокруг находящиеся девушки обратили на Семёна внимание, окружили его со всех сторон, стали расспрашивать. Вновь входящие в коридор, увидев толпу, тоже подходили посмотреть. Всем девчонкам было жаль Семёна, такого миленького и беззащитного во всех этих бинтах. Они готовы были защитить его своей грудью. В результате, начался настоящий митинг.

– Это что же получается, приехал к нам коммунист, а на него в первый же вечер напали? Таково наше знаменитое казанское гостеприимство? Нужно что-то делать! Так это оставлять нельзя! – выступила девушка в нарядном платье с белым кружевным воротничком.

– Дело не в том, что к нам приехал гость. Это может коснуться любого! Бандитов развелось в городе – пруд пруди! Опасно по улице пройтись! – возмущалась коренастая казашка.

– Это были не бандиты! Семён же сказал, что это были беспризорники! Это дети! Им негде жить и нечего есть, поэтому они занимаются грабежами. Нужно создать им условия для нормальной жизни, тогда они и разбойничать перестанут. – худенькая кареглазая девочка, со светлыми волосами, очень волновалась, путалась и заикалась, но все её терпеливо выслушали.

К толпе стали присоединяться и преподаватели, заинтересованные происходящим.

– Я думаю, что сначала Семёну нужно помочь! Ему нужно лечение, хорошее питание, чтобы он мог восстановить здоровье. – в центр вышла стройная высокая брюнетка в национальном татарском костюме.

– И деньги ему нужны, у него ведь всё украли! – сказала рыжая, конопатая барышня. – Я начинаю собирать материальную помощь для Семёна, подходите, кто хочет.

– Давайте Семёна послушаем! – раздался мужской голос.

– Да, точно! Семён, выходи, скажи, что думаешь!

– Семён! Давай!

Семёна вывели под руки в центр толпы две активистки. Он ещё не понял, что ему нужно делать, а рыжая уже обошла всех по кругу и подошла к Семёну с кепкой, которую одолжила у кого-то, полной мелочи.

– Нет, что вы! Денег мне не нужно! – отказался Семён, – а вот беспризорникам помочь, действительно нужно. – У вас есть Детский Дом в Казани?

– Есть, но маленький! – выкрикнули из толпы.

– Нужно создать большой! У нас на Украине одна бывшая помещица организовала Детский Дом в Новой Чартории в своей собственной усадьбе, на свои деньги! Может быть и в Казани найдутся желающие!

– Сами не захотят, так мы им поможем проявить такое желание! – засмеялся кто-то.

– В городе уже все купеческие и дворянские дома забрали под общежития и учреждения. – заметил серьёзный паренёк с кудрявыми волосами.

– А за городом? – спросил Семён, – Детский Дом лучше делать в деревне! Чтобы был свой сад и огород!

– Отличная идея! Давайте поедем в воскресенье за город, распределимся по районам и поищем дом! – весело отозвалась рыжая в предвкушении весёлого путешествия.

– Нет, так не пойдёт! – остановил её Семён. – Проще и эффективней обратиться в городской комитет коммунистической партии. У них и информация есть о жилом фонде, и полномочия. Сами мы не имеем права домами распоряжаться. И, кстати, вот вы, девушка, – Семён обратился к рыжей. Она, осчастливленная таким вниманием, быстро подскочила к Семёну. – Давайте, те деньги, которые вы для меня собрали отдадим в Детский Дом.

– Для Детского Дома их слишком мало. – засмущалась девушка.

– А мы объявим сбор по всему университету, или даже по всему городу! – предложил Семён, и все начали аплодировать, поддерживая его предложение. В этот момент к толпе подошли Порфирий и Андрей. Они с удивлением взирали на стоящего в центре толпы оратора.

– А ещё в городе освещение нужно сделать. – продолжал Семён. – Вроде электричество у вас есть, а лампочек так мало, что на улицах, как в лесу в безлунную ночь – ничего не видно.

– На это тоже деньги будем собирать? – спросил кто-то ехидно.

– Вы можете собирать, если хотите, – не растерялся Семён, – А я собираюсь обратиться с этим вопросом к старшим товарищам – в комитет партии! Кто со мной?

Толпа пришла в движение, люди обсуждали, выкрикивали что-то.

– Пошли прямо сейчас! Чего тянуть!

– Точно!

Семён поднял руку, и толпа послушалась, затихла, как по волшебству.

– Вы думаете, что нас там ждут? – задал Семён провокационный вопрос. Толпа притихла.

– Вы думаете, что им там заняться нечем, они сидят и ждут, когда же студенты с предложениями придут!

Студенты засмеялись.

– Я думаю, у них дел невпроворот, да поважнее наших.

– Тебя не поймёшь! То ты в партию предлагаешь обратиться, то взад пятки! – возмутился крупный парень.

Но Семён знал, что делает, он интриговал специально, удерживая интерес толпы. Сейчас никто не расходился, все смотрели на него и молчали. И в полной тишине, картинно откинув свой чуб, он медленно окинул взглядом толпу и тихо сказал, уверенный, что его предложение поддержат.

– Мы напишем письмо! Так поступают цивилизованные люди. В Казани, ведь, есть почта?

Опять раздались аплодисменты, смех, похвалы, слова одобрения.

– Вот шельмец, – тихонько сказал Андрею Порфирий, – он с толпой, как с девушкой, играет. Знает, как привлечь к себе внимание.

– Вот именно на девушках он и тренировался, – улыбнулся Андрей.

– Нужно собрать коммунистов первого курса и назначить выборы парторга. Причём срочно, пока Семён на волне. – предложил Смирнов, покидая импровизированный митинг.

– Да, отличная идея. Даже ничего подстраивать не придётся. С ним никто не сможет конкурировать. – согласился Житомирский, уходя вслед за ним.

– А с чего вдруг это митинг начался? – спросил Порфирий.

– Девчонки так за Семёна переживали, что начали деньги ему на лечение собирать! – улыбнулся Андрей, вспоминая эту сцену.

– Жаль я этого не видел. – засмеялся вместе с ним Порфирий.

А Семён, тем временем, окружённый толпой девчонок, царственно шёл по направлению к аудитории.

Что говорить, ему так шёл костюм Андрея. Семён был чуть шире в плечах, и пиджак плотно облегал его безукоризненную фигуру. А мягкие ткани подчёркивали пластику движений. Забинтованная голова, синяки и ссадины вызывали любопытство окружающих, тех, кто не присутствовал на митинге. Но короля, конечно, в первую очередь, играет свита. И абсолютно все оборачивались, чтобы посмотреть, кого это там сопровождает с таким восторгом возбуждённая толпа. И как водится, каждый придумывал свою версию происходящего. Самые удачные разошлись в виде сплетен по всему университету.

Но никто даже не представлял, насколько более удачной была версия реальности, насколько более непредсказуемой и невероятной.




11.Предыстория


На каждой перемене продолжалось обсуждение инцидента с Семёном, идеи создания нового Детского Дома. И к концу дня уже весь университет был в курсе. Шлинчак стал популярной личностью. За его спиной шушукались, к нему подходили с вопросами и предложениями или просто познакомиться. Спутать его было невозможно. Бинты стали его визитной карточкой.

После занятий он опять пошёл гулять с Аделей. Теперь он был настроен задавать вопросы. И начал сразу, пока не увлёкся чем-нибудь другим.

– А почему я вчера вечером не увидел твоей мамы? Она была на работе? – спросил Семён, выслушав дифирамбы по поводу своего выступления на митинге.

– Она умерла. – тихо сказала девушка.

Шлинчак начал извиняться за нетактичный вопрос. Но Аделя остановила его.

– Знаешь, я рада, что ты спросил. Мне так хочется поговорить о маме, а все избегают этой темы, даже родственники. А ты смелый, ничего не боишься.

– Мне трудно даже придумать причину, по которой нельзя говорить об умершем человеке.

– Она была врагом народа. – испуганно сказала Аделя, ожидая реакции Семёна.

– Что это значит? – спросил Семён удивлённо.

– На самом деле она не была. Мой дедушка был врагом народа, а не она. Это длинная история. Если у тебя есть время, я расскажу. – предложила Якушева.

– Буду очень рад послушать. – ответил Семён.

Аделя начала рассказ.

– Мой дедушка, мамин папа, Авдей Федосов работал до революции в Казанском отделении государственного банка.

– А кем он там работал, если не секрет?

– Последнее время он документировал поступление золотого запаса.

– Что такое золотой запас?

– Это золото.

– Чьё золото? – не понял Семён.

– Это государственная собственность.

– И оно находилось в дедушкином банке?

– Это не дедушкин банк, это государственный банк, и золото находилось в хранилище.

– Интересно, как это выглядит? Ты видела?

– Нет, меня туда не пускали. Но дедушка рассказывал. Это монеты российской и иностранной валюты, а также просто кружки без аверса и реверса, то есть без рисунка на монетах. А также были полосы, слитки, самородки.

– И много золота там было?

– Российский золотой запас до первой мировой войны был крупнейшим в мире! 1311 тонн золота!

– Ого! Даже представить трудно!

– В России существовал золотой стандарт. Один рубль содержал 0,774 грамма золота. А один миллион рублей представлял собой 774 килограмма золота. А ты знал, что Николай II предложил создать Международную валютную федеральную систему?

– Нет, не знал. А зачем это было нужно?

– Чтобы обеспечить торговые и финансовые отношения между странами мира, основанные на наднациональной денежной единице, привязанной к золотому стандарту. Дедушка говорил, что это прекрасная, но утопическая идея.

Семён мало что понял, но решил не переспрашивать, опасаясь, что так они никогда не дойдут до главного – смерти матери. Но Аделя увлеклась рассказом.

– И Гаагская конференция 1907 года одобрила эту идею!

– И как они собирались это осуществить? – не выдержал и спросил Семён.

– Каждая страна должна была внести определённую массу золота в Международную финансовую систему. Местом хранения выбрали Нью-Йорк. Но свои обязательства выполнили только Россия и Китай. Из России на хранение в Америку было вывезено почти пятьдесят тонн золота.

– А сейчас что с ним? – поинтересовался Семён.

–Не знаю, там и осталось, наверное.

– А почему золото России хранилось в Казани? – спросил Семён.

– Во время Мировой войны в банк Казани стали свозить золотые запасы России из Петербурга, так как оставлять их там было небезопасно. Слишком близко шли боевые действия. А затем и из других городов вывозили. И постепенно в Казани скопилась примерно половина Российского золотого запаса.

– Но ты хотела рассказать о маме. – напомнил Шлинчак.

– Я к этому и веду, иначе непонятно будет. Наберись терпения.

– Понял, слушаю. – успокоился Семён.

– Когда большевики захватили власть в Казани в 1917 году, дедушку от работы в банке отстранили, как буржуазный элемент. А 7 августа 1918 года Казань захватили части Белой Армии под командованием полковника Каппеля.

– Скажи, Белая Армия, это русские или татары? – спросил Шлинчак.

– Там были части КОМУЧа .

– Это командир их? – уточнил Семён.

– Нет, что ты. Это Комитет членов Всероссийского учредительного собрания. Это было антибольшевистское правительство. Там со всей России могли быть люди, разных национальностей. Но они толком воевать не могли, были плохо организованы. Единственным боеспособным подразделением, по словам дедушки, был чехословацкий легион.

– А чехи тут причём?

– Понимаешь, во время мировой войны в России оказалось много пленных солдат австро-венгерской армии. А по национальности многие из них были чехами и словаками. Их, видимо, против воли завербовали. И они захотели воевать против Германии и Австро-Венгрии. Из них создали часть и отправили по транссибирской магистрали через Владивосток во Францию. А тут как раз революция началась. И Красные их пропускать не хотели. Тогда этот Чехословацкий легион присоединился к армии Каппеля.

– То есть, эти чехи и словаки сражались в Казани против татар.

– Вспомнила вот ещё что. В Казани в августе 1918 был размещён сербский батальон под командованием Благотича. Он занимал Казанский кремль. Однако за два дня до штурма сербы перешли на сторону Каппеля.

– Ещё и сербы! Потрясающе!

– Всё ещё интересней, чем кажется! На стороне красных воевали рабочие батальоны. Но они тоже, по словам дедушки, совсем не были бойцами. По-настоящему сражались только латышские стрелки.

– Может, татарские стрелки? – поправил её Семён.

– Нет, там было несколько полков Латышских стрелков. И в конце концов, когда все рабочие отряды уже убежали, сражались Латышские стрелки против чехословацкого легиона.

Семён не выдержал и захохотал.

– Весёлая история! Чехи с латышами Казань делят!

– Да, было бы весело, если бы не было так грустно.

– Я понимаю, Аделя. У нас на Украине такие же проблемы. В украинской армии воюют и русские, и поляки, и украинцы и в Красной армии те же. И на фронтах мировой войны были подобные истории. Там люди стрелять отказывались, потому что часть односельчан мобилизовали в Русскую армию, а часть в немецкую, так как линия фронта передвигалась всё время и в одном селе то одна армия мобилизацию проводила, то другая. И родственникам предлагалось друг в друга стрелять! Извини, я тебя перебил.

– Когда Красная армия отступила, банк был несколько часов ничьим. Толпа горожан, невзирая на сопротивление охраны, ворвалась в Казанское отделение банка. Тащили все, что попадалось под руку. Люди бессистемно передвигались по зданию и всячески мешали друг другу. Некоторые успели вынести по узкой винтовой лестнице из подвала ведра, наполненные золотыми монетами. Другие, распихивали по карманам и мешкам бумажные купюры, которые вскоре превратились в ничего не стоящие бумажки. Люди дрались за обладание ценностями, а у сейфов с золотом началась настоящая свалка.

Правда, из-за драк, сутолоки, неразберихи, много унести не смогли. Сотрудники банка, к которым присоединился мой дедушка, успели запереть практически все сейфы. Охрана, растерявшаяся в первые минуты, сумела-таки вытеснить мародеров из банка. Мой дедушка предупредил о том, что банк грабят, полковника Каппеля. А также, рассказал о золотом запасе. Утром 7 августа банк взял под охрану сербский отряд, участвовавший в городском восстании против большевиков.

Нескольких воров поймали с поличным. Среди них были двое работников банка Забир Эшков и Ибрагим Щербаков. Они на дедушку обозлились, и когда в город вернулись большевики, сдали его. Красные дедушку посадили в тюрьму и пытали, желая узнать, где теперь находится золото.

– А при чём тут твоя мама?

– Видишь ли, один из тех охранников, Забир Эшков был влюблён в мою маму. Он за ней ухаживал в молодости и делал ей предложение выйти за него замуж, но маме нравился мой папа, и она Забиру отказала. Хоть это было уже давно, он обиды не простил и сказал властям, что мама помогала Каппелю вместе с дедушкой вывозить золотой запас.

– Сволочь, этот Забир.

– Маму тоже посадили в тюрьму и тоже допрашивали. Затем дедушку и маму приговорили к пожизненной ссылке. Но они умерли в дороге от полученных при пытках ран.

Оба, и Семён, и Аделя долго молчали. Семён переваривал полученную информацию, а Аделя вновь переживала случившееся два года назад. И вдруг Аделя расплакалась. Семёну было её так жаль, что у него тоже выступили слёзы на глазах. Он обнял её. Они стояли и плакали.

После того, как оба успокоились, Семён задал вопрос:

– А что делал твой папа в это время?

– Папа был большевиком и сражался на стороне красных, командовал частью. Был ранен. Когда маму посадили в тюрьму, папа пытался доказать, что она невиновна, но не смог.

– Он не поехал с мамой в ссылку?

– Он хотел. Мама ему не разрешила из-за меня. Она хотела, чтобы у меня была нормальная судьба. Папа до сих пор сожалеет о том, что послушал её и отпустил одну. Считает, что, если бы он поехал, мама была бы ещё жива.

– Большевики пытали его жену, а он продолжает на большевиков работать? – сделал резкое замечание Семён.

– Папа решил, что он должен добиться высокого положения, чтобы иметь возможность самому что-то решать. Он думает, что дело не в том какая власть, а в том, на какой ступени иерархии ты при этой власти состоишь. У него не хватило полномочий и влияния спасти маму от смерти. Так он думает.

– У него получается продвигаться? Как? Он же муж врага народа? Большевики к таким вещам очень серьёзно относятся!

– Да, это большая проблема. Если бы не этот факт, папа занимал бы сейчас самую высокую должность в городе.

– А сейчас он кто?

– Заместитель председателя коммунистической партии Казани и прилегающих территорий. Этого он добился благодаря большим заслугам перед партией. Он принимал участие в организации революции, командовал частью во время гражданской войны, много сделал для восстановления города после военной разрухи. А то, что они с дедушкой были по разные стороны баррикад, не его вина. Впрочем, дедушка не был на баррикадах вовсе. Он просто был за порядок. Он был против анархии, против беспредела, против воровства.

– А почему суд поверил какому-то охраннику, а не твоим родителям и дедушке?

– Им необходимо было кого-то обвинить. Ведь пропали огромные богатства, и кто-то должен был быть виноватым. Не могли же большевики сказать, что это они виноваты, что вовремя не позаботились о безопасности золотого запаса. Ленин был вне себя от ярости, когда узнал об этом. Приказал расследовать и наказать всех виновных. Так что показания Забира Юшкова и его друга Ибрагима Щербакова были им просто на руку.




12. Друзья


– Семён, я так рада, что ты приехал в Казань. – Аделя положила голову ему на плечо. – Я чувствовала себя очень одинокой без тебя.

– У тебя не было друзей и подруг? – спросил Семён.

– Не было.

– Почему?

– Как-то не складывалось. Последние годы, после смерти мамы, люди избегают меня. А может быть, это я всех избегаю. И папа недоверчиво ко всем моим знакомым относится. Я так рада, что вы подружились. Папа долго о тебе расспрашивал. Ты его очень заинтересовал.

У Семёна в голове после этих слов вдруг сложились, наконец, все пазлы. Вчера он был в гостях у Якушевых. Друзей у девушки нет, значит в гости никто не ходит. Появление Семёна было неожиданностью. Якушев относится ко всем недоверчиво. Занимает высокий пост, значит имеет штат сотрудников. Когда началась драка с беспризорниками, появился сначала Андрей. А затем ещё два парня. Андрея Порфирий приставил следить за Семёном, а тех двоих, наверняка послал Якушев.

«Да, зря я так много болтал во время чаепития. – подумал Семён. – хотя молчание тоже выглядело бы подозрительно. Интересно, что он обо мне знает? Если бы знал всё, я бы уже здесь не гулял.»

Семён оглянулся вокруг. За ним, как минимум должны следить два человека. Один – от Порфирия Порфирьевича Смирнова, другой – от Габита Данисовича Якушева. Нужно выяснить, кто же за ним следит.

– Давай ещё погуляем, – предложил Семён, поднимаясь с лавочки, на которой они сидели.

– Что-то не так? – спросила Аделя, почувствовав его напряжение.

– Всё хорошо. Просто хочется размяться после занятий. Ведь ещё придётся долго сидеть, пока будем делать домашнее задание.

– А мы будем опять делать его вместе? – обрадовалась Аделя.

– Знаешь, мне не ловко каждый день к тебе в гости приходить, – сказал Семён, внезапно поворачиваясь и останавливаясь, чтобы заметить слежку. – А к себе я пригласить не могу. Я в коммуне живу.

– Это, наверное, тяжело жить в одной комнате с двадцатью парнями?

– Там их все сорок, – поправил её Семён, внезапно свернув за угол и резко остановившись. И тут он заметил, что какой-то парень, сначала побежал, а потом резко замедлил шаг. Вероятно, сначала потерял их из виду, когда они свернули за угол, а затем остановился, чтобы не столкнуться с ними. Семён усмехнулся, довольный тем, что обнаружил слежку.

– Что смешного? – опять напряглась девушка. Она тонко чувствовала его состояние, но не могла понять причину изменений.

– Я вспомнил, как в коммуне зарядку проводят. – удалось отвлечь её внимание Семёну. Он начал подробно рассказывать о дурачествах парней, о Клаве. Всё это реально было забавно, а в изложении Семёна смешнее вдвойне. Семён забавлял девушку, чувствуя, что ей нужно отвлечься от тяжёлых воспоминаний, и следил за преследователем. Пока он вычислил только одного. И решил попробовать от него оторваться. Для Адели это было просто весёлым развлечением. Они то бежали куда-то сломя голову, то прятались в подворотню, то останавливались у витрины, то заходили в какую-нибудь лавку. Но Аделя была догадливой барышней, и в конце концов она спросила:

– Ты что, прячешься от кого-то?

– Нет! С чего ты взяла?

– Мой папа был революционером. И я с детства знаю, что такое конспирология и уход от слежки.

Семён разозлился. Почему он должен выкручиваться? Это её отец установил за ними слежку. Так пусть знает!

– Мне показалось, что кто-то следит за нами? Хотел проверить. – честно признался Семён. – А тебе так не кажется?

– Мне всё время так кажется. Я думала, что у меня паранойя. Но ты выглядишь вполне адекватным человеком. И я тебе верю. Давай вычислим шпиона!

И у них началась очень увлекательная игра. Они вместе придумывали, как усложнить дело преследователю, как вывести его на чистую воду.

– Я чувствую себя шпионом, – хохотала Аделя. – Как ты думаешь, нам удалось оторваться от преследования?

– Не знаю, давай проверим!

– Семён, ты знаешь, что ты лучший? – спросила она, когда они резко остановились за углом после долгой пробежки.

– Вряд ли это так. – весело отозвался Семён.

– Это так! Мне ни с кем не было так хорошо. Я счастлива, что у меня, наконец-то, есть настоящий друг!

Семён чувствовал, что он должен сказать что-то в ответ, но не мог придумать что. Пришлось перевести разговор в другое русло.

– Смотри! Вот он! – резко произнёс Шлинчак, хотя никого не видел. – Побежали!

И они снова понеслись по улицам Казани.




13. Переезд.


– Добрый день, Порфирий Порфирьевич. В общежитии сообщили, что мне выделили комнату в коммунальной квартире. Я вам очень благодарен. – сдержанно сказал Андрей, входя в кабинет к руководителю партийной организации.

– Добрый день. Партийная организация, конечно, может помочь товарищам из жилищного комитета правильно распределить жильё, но в данном случае, это произошло без моего участия. – ответил Смирнов.

– Но не могли же мне просто так, без какого-либо вмешательства дать комнату? – поплотнее прикрыв дверь, тихо спросил Андрей.

– Да, ты прав, это странно. При нынешнем дефиците жилья получить комнату практически невозможно. Загадочное обстоятельство. Нужно выяснить.

Порфирий Порфирьевич взял телефонную трубку после того, как телефонистка связала его с нужным абонентом, сказал:

– Добрый день, Чингиз Эльмирович. Хотел бы полюбопытствовать, почему выделили жильё новому преподавателю, товарищу Житомирскому, когда у нас очередь из старых работников?

– Был приказ из городского комитета выделить жильё этому товарищу за заслуги перед партией.

– А чей, конкретно, это был приказ? – уточнил Порфирий.

– Товарищ Якушев распорядился.

– Спасибо, товарищ, за справку. Понял. До свидания.

Порфирий пристально посмотрел на Андрея.

– Как ты можешь это объяснить? Почему за тебя хлопочет товарищ Якушев?

– Предполагаю, что таким образом, он собирается облегчить себе слежку за мной. – объяснил Андрей, понимая, что подозрительность начальника на данный момент вполне обоснована. Порфирий Порфирьевич Смирнов подозревает, что Андрей каким-то образом связан с Габитом Данисовичем, коль тот заботится о его жилье. Знакомство Семёна с семьёй Якушева усугубляло ситуацию.

– И всё? Других объяснений у тебя нет?

– Нет, товарищ Смирнов.

– Я проверю. – начал угрожать Порфирий.

– Не сомневаюсь. – с улыбкой ответил Андрей.

Они настолько легко переходили от дружеских отношений к отношениям начальника и подчинённого, что со стороны могло показаться, что грани никакой нет. Но эти два шпиона разницу чувствовали и фиксировали смену ролей тончайшими нюансами в интонациях и мимике. Сейчас дружеские отношения и партнёрское доверие сохранить удалось, чему Андрей был очень рад.

– Если всё так, как ты говоришь, то дела наши сильно усложнятся. Некоторые важные расследования придётся вести иначе. – В кабинете они не могли обсуждать всё откровенно, опасались прослушки, поэтому говорили намёками. – Лучше бы тебе уехать на некоторое время. Попробую организовать командировку. А мы тем временем подстроимся к новым обстоятельствам. А пока можешь переезжать и наслаждаться семейной жизнью в новой комнате! – Порфирий ехидно засмеялся.

Андрей улыбнулся в ответ, обнажив верхние зубы так, что улыбка оказалась похожа на хищный оскал. Больная для Житомирского тема была затронута. И он не собирался скрывать своё отношение к ней.

– Кого я могу привлечь к переезду? – решил посоветоваться Житомирский.

– Привлеки Семёна. Другим в твоих вещах копаться не стоит. – рекомендовал Смирнов, потом вдруг рассмеялся. – Облегчим работу некоторым следопытам. – намекнул на слежку, установленную и за Семёнам, и за Андреем товарищем Якушевым. – Берегитесь, мальчики. С огнём играете!

– Ничего нового! – Андрей, по-военному прищёлкнув каблуками, вышел, сбросив на пороге кабинета военную выправку, как старую шкуру, мягко заскользил по коридору.

Переезд был назначен на воскресенье. Семён подошёл к общежитию Андрея и на крыльце столкнулся с женщиной, которая несла на руках ребёнка. Пока он держал для неё дверь, вдруг почувствовал что-то до боли знакомое в её фигуре. Лица он не видел, оно было обращено к малышу.

– Джу! – выдохнул Семён.

Она испуганно повернулась к парню. Да, это была она. В национальной татарской одежде. Длинная рубаха с широкими рукавами, камзол без застёжек, доходящий до голени, голову прикрывал калфак. Волосы заплетены в две косы.

– Добрый день, Семён. – раздался голос Андрея. – Знакомься, это моя жена Гульнур.

– Приятно познакомиться. – заикаясь проговорил Семён.

– Семён, пришла подвода. Поможешь перенести вещи? – попросил Житомирский.

– Для этого я и пришёл. – Шлинчак помог Джу с ребёнком сесть в подводу. Затем, они с Андреем принесли несколько узлов с вещами и детскую кроватку.

– Семён, проводи, пожалуйста, Гульнур до новой квартиры, мне нужно отлучиться ненадолго.

– Без проблем. С удовольствием! – ответил парень, запрыгивая в повозку и устраиваясь рядом с девушкой.

– Ты мог бы подержать малыша? – попросила Гульнур.

– Как её зовут? – спросил Семён, беря на руки спящего ребёнка.

– Это мальчик. Его зовут Надир.

– И давно вы с Андреем женаты? – спросил Шлинчак, разглядывая ребёнка.

– Четыре года. – насмешливо улыбаясь ответила девушка.

– Четыре года? Как это возможно? – поразился Семён. Он точно знал, что четыре года назад они даже не были знакомы.

Гульнур укоризненно посмотрела на него, и он перестал задавать вопросы. «Конечно же, это фиктивный брак. Ребёнок тот, которого Хельмут забрал их детского дома. И вся биография у них сейчас вымышленная. А может и не фиктивный. Им же приходится жить в одной комнате и воспитывать ребёнка. Интересная история.» – думал Семён, надеясь, что, когда они окажутся наедине, ситуация как-то прояснится.

Гульнур поправила калфак и забрала ребёнка обратно. Беседуя о пустяках, они добрались до места. Возница остановил повозку. Семён сгрузил все вещи у крыльца. Опять взял мальчика, чтобы Гульнур, могла выбраться из телеги. Семён обратил внимание на закрытый экипаж, который остановился у соседнего дома, но из него никто не вышел. Семён продолжал наблюдать за ним, внутрь никто не сел. Пока Семён и Гульнур ждали Андрея, они прогуливались по улице до этого экипажа и обратно, движение в нём по-прежнему не было замечено. Наконец, появился Житомирский, и они начали переносить вещи в квартиру. Семён рассказал Андрею о странном обстоятельстве.

– Какие важные мы с тобой птицы, – пошутил Житомирский. – за нами шпионят теперь из экипажа. Пешком ходить не хотят.

– Вам помочь, товарищи? – спросил парень, только что подошедший к подъезду. – Вы, наверное, мои новые соседи?

– Мы будем жить в третьей квартире. – сказал Андрей.

– Значит, точно соседи, – обрадовался юноша, протянул Семёну руку и представился. – Олжас.

– Семён. – ответил Шлинчак. – Только это не я переезжаю. Я вещи помогаю переносить.

– Ты с ребёнком стоял, я и подумал, что ты – новый жилец. Нам сказали, что семья с малышом приедет.

Олжас взял узел и понёс в квартиру. Уже там познакомился с Андреем и Гульнур. Вскоре он принёс чайник и печенье, по-хозяйски расположился за столом в комнате Андрея и предложил вместе выпить чай.

Комнатка оказалась маленькой, но молодая семья была счастлива. Здесь были настоящие стены и даже дверь. И теперь, наконец-то, им, хотя бы, ночью не придётся изображать влюблённую пару. Гульнур рассказала Шлинчаку, пока они гуляли, что это Порфирий предложил такую легенду. Одинокий мужчина с маленьким ребёнком выглядит странно. Поэтому решили «создать» семью. Но глядя, как девушка возится с «сыном», Семён заметил, что ей вовсе не приходится играть нежность и любовь к ребёнку. У них с мальчиком была взаимная привязанность. Малыш не отходил от неё ни на минуту. И она боялась выпустить его из поля зрения. Надир был слабеньким бледным ребёнком. Он плохо ходил и не разговаривал. Трудно было понять, сколько ему лет.

Семён выглянул в окно и заметил, что экипаж всё ещё стоит у соседнего дома. Он решил оторваться от преследователей и выпрыгнул из окна подъезда во двор, затем, пройдя дворами, вышел на другую улицу. Довольный проделкой, пошёл домой, размышляя о странных судьбах людей, с которыми сталкивает его жизнь. Это хорошо, что они вынуждены жить под вымышленными именами с придуманными биографиями. Если бы они рассказали правду, им вряд ли бы кто-то поверил.




14.Счастье близко


«Почему он ничего не сказал мне? Ни о жене, ни о ребёнке? Мне казалось, что мы с ним друзья. Что я вру сама себе, я мечтала, что он влюбится в меня. Что мы будем не только друзьями. Мне казалось, что счастье так близко.

Нет, не так. Я уже была счастлива, когда он находился рядом со мной. Зачем я обо всём этом узнала. Пусть бы это состояние продлилось ещё хоть ненадолго.

Странная это вещь, ощущение счастья. Когда ты счастлив, ты этого не замечаешь, об этом не думаешь, и лишь когда потеряешь его, начинаешь осознавать, что был счастлив. Это просто подлость какая-то. Зачем природа так всё устроила.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/ludmila-evgenevna-kulagina/pamyat-chast-2-65073658/chitat-onlayn/) на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



Если текст книги отсутствует, перейдите по ссылке

Возможные причины отсутствия книги:
1. Книга снята с продаж по просьбе правообладателя
2. Книга ещё не поступила в продажу и пока недоступна для чтения